Пояс и шлем - Валерий Мильгром Страница 22

Ипполита. 17 мая. 10:00–13:00 СГВ

Дональд Моррис

Как и предполагал Челли, мы стартовали в 10 утра. До последнего момента Голдин слонялся по Станции, что-то укладывал в свой бездонный саквояж и выглядел очень недовольным. Я причин этого недовольства не понимал. По нашему общему с Челли мнению Голдин блестяще справился с расследованием. В очень короткий срок он сумел не только разгадать тайну гибели Уве Штрайха, но и предотвратить еще одно преступление, даже более того — сберечь к бурному восторгу Челли для Компании месячную добычу ридолита. Я очень надеялся (думаю, не без оснований), что такая Компания, как «Россыпи», сумеет отблагодарить за возвращенные миллионы всех участников событий. В мыслях я уже видел чек на кругленькую сумму, который без особых хлопот будет превращен в небольшой частный космогрузовик со славным именем «Грегори»…

Итак, мы с Челли были довольны, доктор с Чивилисом до самого старта находились взаперти и выразить свое отношение к итогам расследования, естественно, не могли, а остальные это сделать не спешили. Думаю, все они были весьма озадачены драматической развязкой нашего спектакля. И только Голдин, постоянно бурчавший что-то себе под нос, выводил меня из состояния полного блаженства.

Учитывая, что необходимость в изоляции после старта отпадает, Голдин предложил преступникам разместиться на катере вместе со всеми, но доктор и Чивилис дружно и односложно отказались. По-видимому, им тяжело было находиться среди своих бывших товарищей, и они выразили желание во время взлета и пребывания на Кольце содержаться отдельно от остальных. Голдин согласился. Чивилис, неподвижно, с закрытыми глазами лежавший на какой-то подстилке, поинтересовался еще, погружен ли в катер «Мышонок», и, получив утвердительный ответ, снова погрузился в дремоту.

На катере мы с Голдиным и двумя арестантами расположились в рубке управления. Позже к нам пришел Челли, который намеревался пилотировать катер сам, отказавшись от моих услуг. Натали, Лева, Жак, которым Челли сообщил просьбу арестантов, выдав ее за требование Голдина, остались в грузовом отсеке.

При других обстоятельствах я, возможно, настоял бы на том, чтобы самому сейчас сидеть в кресле первого пилота. Но в данном случае от Челли требовалось только взлететь, выйти за пределы этой проклятой атмосферы и состыковаться с Кольцом. Выполнение этой программы не требовало серьезной квалификации, и я с удовольствием развалился в кресле второго пилота, готовый, впрочем, в любой момент взять управление на себя.

Взлетели мы, в общем, нормально, хотя к моменту выхода из атмосферы и, соответственно, установления связи с Кольцом из-за бесконечной болтанки не знали, где находимся. Уже в космосе расчеты показали, что до Кольца около трех часов лету…

Лино настроил автопилот на нуль-привод Кольца и включил прозрачность стен, а освещение рубки выключил. Все молчали. Справа под нами медленно плыл громадный темно-лиловый шар, словно бы скатанный из комьев ваты… Эти комья ни на секунду не оставались в покое, переплетаясь в немыслимые узоры, волнуясь, разглаживаясь и снова собираясь в вихревые потоки. Ипполита была повернута к нам дневной стороной, а слева мерцал далекий Гектор.

Через некоторое время Челли, незаметно покинувший до этого рубку, ворвался в нее в сопровождении Кушнира. Он подскочил к пульту первого пилота и принялся тыкать в один из дисплеев пальцем, возбужденно твердя:

— А ты посмотри сюда, что ты на это скажешь?

— Ничего не скажу, — пробасил Лев. — Этого не может быть. Как говорят дети, так не бывает.

— Здесь многое бывает, чего нигде не бывает, — резонно заметил Лино. — Я тебе точно говорю, она поворачивается.

— Кто поворачивается? — спросил я.

Голдин, Чивилис и доктор тоже оторвались от прозрачных стен и повернулись к Челли.

— Кто-кто… Ипполита за последний час повернулась на шесть градусов! То есть наклон оси вращения планеты по отношению к плоскости эклиптики увеличился с двадцати восьми до тридцати четырех градусов.

— Не может быть, — не поверил я.

— Может, — вдруг вмешался Чивилис. — Лино, увеличьте скорость, если можно. Чем мы быстрее попадем на Кольцо, тем лучше. Там экраны помощнее наших…

Он повернулся к нам спиной и снова впился глазами в Ипполиту. Доктор, а затем и мы с Голдиным последовали его примеру.

— Но что все это значит? — растерянно спросил Челли и сел в кресло. Лев недоуменно пожал плечами и ушел опять в грузовой отсек.

Еще минут через 20 доктор, сидевший напротив меня, впервые за весь полет подал голос:

— Юлиус, взгляните, пожалуйста, во-он туда… Не правда ли, любопытно?

— Там полюс. И Пояс Ипполиты, — хрипло сказал Чивилис.

Я посмотрел туда, куда показывал маленький доктор, и замер. Огромная воронка словно проколола снизу слой лиловой ваты. Стремительно вращаясь, она все увеличивалась в диаметре. Вскоре стало возможно далеко внизу и спереди-справа, у противоположной внутренней стенки воронки, увидеть кусочек поверхности Ипполиты. Воронка приобрела форму усеченного конуса, причем меньшее его основание было почему-то вверху, а не внизу, как у обычных атмосферных явлений. Оно все расширялось.

Конус на наших глазах превращался в цилиндр, основанием которому служил Пояс Ипполиты.

Челли включил связь с грузовым отсеком:

— Все смотрят вниз?

— Все, — ответил голос Феррана. — Но никто ничего не понимает.

— Интересно, есть там какая-нибудь атмосфера, — пробормотал Челли, — или полный вакуум?

Картина внизу теперь напоминала дуло гигантского орудийного ствола, глядящего в космос с поверхности Ипполиты.

— Лино, а можно определить, куда направлена ось воронки? — спросил Чивилис.

— Можно, наверное, — сказал Челли. — А какой в этом смысл?

Чивилис не ответил.

Я прикинул расстояние от нас до ближайшего края воронки. Получилось около семисот километров. В это время автопилот начал торможение: мы приближались к Кольцу. Но никто, кроме меня, не обратил на это внимание, все смотрели на атмосферный феномен.

— Это какой же энергией надо обладать, чтобы устроить такую свистопляску, — пробормотал доктор, стоя спиной к пульту.