Великая степь - Виктор Точинов Страница 22

Народу в помещениях Отдела оставалось немного — одни дежурили в степи, приглядывали издалека и незаметно за ставкой Нурали-хана, беззастенчиво используя преимущество сильной оптики. Другие (большинство) тоже приглядывали и тоже незаметно — за «орлятами». Впрочем, взвод охраны и две БМП снаружи Отдел прикрывали.

Шеф отсутствовал. Багира дежурила на телефоне. Вася Скоробогатов отсыпался, подложив под голову броник с вынутыми титановыми пластинами. (Для непривычного человека это примерно как спать на гладильной доске с наждачной поверхностью, но Вася провел ночь в степи, наблюдая за архаровцами Нурали.) Ткачик сидел в углу и о чем-то напряженно размышлял, в разговоры не вступая. Лягушонок поил «задержанного» Пака кофе без сахара и рассказывал ему о кровавой драме, расследованной самолично им, Лягушонком. (Отдел, объединив представителей почти всех наличествующих на Девятке силовых структур, взял на себя и функции пресловутых служб — от практически не нужной ныне ВАИ до уголовного розыска).

— Приезжаем… бли-и-ин… — Лягушонок широко округлил глаза. — Все так и есть! Площадка в кровище, и еще всякое валяется… Ну, костей свежих осколочки — маленькие. Мясца клочки, тоже крохотные… Трупа нет. Ни целого, ни кусками. Мы — к тетке, что звонила. А она ничего не видела, нос боялась высунуть, за телефон взялась, только когда все кончилось. Но звуки, говорит, вполне опознаваемые — мат, хрипы какие-то, а потом топором по живому: хрясь! хрясь! хрясь! Ну, блин, дожили… Сподобились. Чикатила свой завелся… И чего? Куда этот мужик с топором почапал? И расчлененку куда дел? Одна надежда — может, не маньяк, может, бытовуха какая. Ну, скажем, кто не в срок вернулся, бойца с женой застукал —да и позабыл с горя про табельное, за топор схватился… Ладно, мы по квартирам. Дом полупустой, в жилые стучимся, в нежилых двери вышибаем — с осторожностью, вдруг там этот, с топором… Ничего. Нет Чикатилы. Дальше, видать, пошел. С топором под мышкой и обрубками в мешке. В жилых квартирах пусто — белый день на дворе, кто на службе, кто где. Одну бабенку разбудили, достучались — вышла на площадку — хлоп! — вот те и тело образовалось… Ладно, привели в чувства — тоже ни сном, ни духом. Думаем: ломать остальные? Народ солидный живет, майоры да полковники… Но, видать, придется. Должен труп поблизости быть, куда ему деться… Прислушиваемся: не шевельнется кто за дверями? Чуть не принюхиваемся… И тут…

Лягушонок сделал драматическую паузу, подождал немного нетерпеливого вопроса от Пака, не дождался и продолжил:

— Чую — запашок знакомый из-за двери тянет. Даже два — спиртягой несет и кровушкой свежей… И на площадке шмонит, но оттуда сильнее. Ага! Дверка хиленькая, плечом двинул — входим, как положено: всем лежать! мордой в пол! А они уже лежат, в прихожей, вдвоем. Пьяный прапор, плюс… фрагменты. Если банку разбитую со спиртягой сосчитать — то втроем. А было как: у прапорщика с 16-й части сын родился. Ну, он в тот же день, как положено, отмечать начал — слегка, среди своих. А большой сабантуй решил на другой день закатить. Отоварил «баранку» — тогда только-только баранов на привоз пригонять начали; спиртяги трехлитровку достал. Домой идет, барана тащит — каждый встречный прапора поздравляет. Он им из банки накапывает, ну и себя не забывает. Непонятно, кто под конец кого вел — он барана, или наоборот. Но идут. По дороге прапору в голову стукает — барана зарезать. Прямо сейчас и здесь. Не дотащить, не по силам прапору баран уже… А сам в жизни скотину не резал, как подступиться — не знает. Короче, вынул табельный — и две пули в голову. Наповал. Кровь, понятно, не спустил. Дотащил, а дома разделать сразу решил, на площадке лестничной… Взял топор и…

О дальнейших приключениях барана и прапорщика Паку узнать не довелось.

В Отдел вернулся Гамаюн.