Мыши профессора Цаплина - Дмитрий Стрешнев Страница 22

— Дамы и господа! — добавил между тем князь в свое обращение, различив среди людей в пестром обличье представительниц слабого, хоть и жилистого, пола. — Прежде всего позвольте выразить уважение к вашему благородному труду, который продвигает нашу великую страну вперед по многим показателям, включая экологический эффект и экономический результат. Ваше бремя отлито из тяжелого бутылочного стекла, вы идете дорогой стойких и мужественных людей!..

Аудитория, до этого стоявшая неопрятной кучей, совершила при этих словах осознанное движение, в результате которого в бесформенном человечьем студне прорезались выпяченные груди и обозначились орлиные профили. Картина совершенно неожиданно стала отдаленно напоминать беседу когорты ветеранов с цезарем.

— …Но наступает в жизни каждого такой момент, когда организм подстерегает усталость, — продолжал князь-цезарь. — Знаю по себе, — доверительно сообщил он, хотя в это, откровенно говоря, было нелегко поверить, видя его славное тело, рвущееся из лохмотьев. Никто из собравшихся, впрочем, никакого сомнения в истинности князевых слов не высказал.

— …И вот когда вашей гордой душе ничего не останется, кроме как запеть про бродягу, который в степях Забайкалья… Ну, вы помните…

— "Где золото роют в горах!.."- тут же с полновесным чувством завел кто-то из стеклотарщиков, но устыдился укоризненных взглядов и затих.

Князь, однако, ничуть не обиделся на певца.

— Именно там и было дело. Так вот, повторяю: когда это произойдет, вы спросите себя: где же можно найти покой? Икария — вот место, где безмятежно и радостно живут люди нашего круга!..

"Люди нашего круга" заморгали, у некоторых приоткрылись рты.

— Если кто надумает — сердечно просим! — воскликнул князь, радушно взмахнув рукой.

— А где?.. где?.. где эта самая?.. Страна что ль такая?..

Стеклотарщики смешали святую очередь, притягиваемые к князю страшной силой любопытства и вожделения.

— Страна, страна такая… — с готовностью кивал князь направо и налево.

— И что — далеко она? — забеспокоилось общество.

— Да кому как, — растолковал князь. — Отсюда, к примеру, часа три добираться.

— А виза-то нужна? — крикнул кто-то шибко умный.

Князь сощурился и заулыбался.

— Виза у вас на фасаде проставлена. А Тёма сейчас всем даст бумажки, где изображено, как проехать.

В руках у Тёмы обнаружился портфель с надписью: "Четвертый всероссийский съезд сердечно-сосудистых хирургов". Прежде чем отстегнуть замки, раздатчик честно предупредил:

— Только без рецидивов Ходынки, господа халявщики! Чуть что — сразу в рыло.

Князь предусмотрительно отошел в сторону, вернул себе сигарный окурок и снова зажег его от нескольких услужливых огней.

Комов давно не ощущал такого живого интереса к происходящему. Затесавшись в разнообразно пахнущую толпу, он усиленно работал плечами, в нетерпении продавливая себе дорогу, и только заявление Тёмы насчет "рыла" сдерживало его пыл. В конце концов в руке оказался прекрасно отпечатанный документ с четкой схемой: внизу темнела окраина Москвы, от нее тянулась струна железной дороги. От платформы на 34-м километре был (со всеми немыслимыми подробностями, вроде отдельно стоящей сосны) прорисован путь до большого квадрата, увенчанного гордой надписью: "Икария".

Рассмотрев всё сначала снизу вверх, потом сверху вниз, Комов протиснулся к княжескому окружению. Желтая кепка узнал его.

— Мил-человек, а ты откуда здесь?

— Из троллейбуса, откуда же еще, разве не помнишь? — удивился не хуже его Комов. — Интерес имею к вашему князю, — сказал он, отчего-то переходя на цыганские интонации.

Кепка подумал, отчалил, вынырнул возле князя, пошептал. Князь кивнул. Комова допустили.

— Здравствуйте, — сказал Комов. — Вы только не пугайтесь.

— А разве я пугаюсь? — искренне удивился князь.

— Дело в том, что я из милиции.

— О! — то ли притворился, то ли действительно обрадовался князь. — Я знал многих достойных людей оттуда.

Алексей был вынужден признать, что не сомневается в изысканности круга княжеских знакомств.

— Хотел бы к вам заглянуть. Человечка одного ищу.

Князь рукой передвинул сигарный бычок во рту и озадаченно чмокнул.

— Нет-нет! — поспешно пояснил Комов. — Этот человек вполне живой и не преступник. Говорят, в Икарию подался… Бомжами я тоже не занимаюсь, не по этой части, — на всякий случай добавил он и чуть не сказал: "я — по более важной", но в голове возникла шальная мысль: а имеет ли он право решать, что в этой жизни важнее, а что нет?

Во время Комовского монолога князь продолжал насасывать сигарный огрызок; глаза его заволокло раздумьями, а брови поднялись загогулинами, как у хорошего драматического актера.

— Заезжай. Мы никому не запрещаем.

— Спасибо! — с чувством сказал Комов.

— Но только вот что… — сказал князь, критически оглядывая его аккуратные брючки и голову, стриженную под голливудского героя 60-х. — Скажешь ребятам, что за талонами пришел. Запомнил?

— За какими талонами?

Князь загадочно сощурился.

— Там знают, за какими… Самыми обычными. Талонами на счастье… Ну, бывай.

— До встречи, — попрощался Комов, и вдруг напоследок у него совсем по-детски вырвалось:

— А почему — Икария?

Князь пожал плечами.

— Была, говорят, такая страна счастья. А что — разве плохое название?

— Не хуже других, — согласился Комов.