Жесткий контакт - Михаил Зайцев Страница 22

Счастье! Всепоглощающее, непомерно огромное счастье! Целый океан щемящего сердце, щекочущего глаза счастья медленно поглотил Шамана... Позвольте? Какого, на фиг, Шамана? Его зовут иначе. Он обычный человек, с обычным именем, работой, семьей, сыном, но он – безмерно счастливый человек. Он самый счастливый человек на Земле, в Солнечной системе, в Галактике, во Вселенной...

– Очухался? – Очкарик потрепал Шамана по щеке. Левой рукой. Правая рука Очкарика болталась на перевязи, на завязанном узлом куске холстины, правый рукав штормовки вздулся, распух от обмотавших сломанную Шаманом конечность бинтов. – Словил кайф?

Шаман не сразу понял, где находится и кто с ним разговаривает. Зажмурился, всем сердцем желая открыть глаза и снова оказаться на родной кухне. Ничего не вышло. Перед влажными глазами вновь отблески костра в стеклах очков. Над головой бесстыдно звездное небо, справа темный силуэт дрезины, слева еще один костерик, у огня двое мужиков и Псих. Мужики сидят, шепчутся. Псих лежит, вроде спит.

– Что это было?.. – спросил Шаман, с трудом ворочая сухим языком.

– Это было счастье, – ответил Очкарик, левой рукой помогая Шаману приподняться и улечься на бок, поудобнее расположиться возле костра. – Ты сам не знаешь, что для тебя счастье, а травка знает. Пожуешь травки, и она тебе все покажет.

– Какой травки?

– Плакун-травы. Чаще ее называют слезкой, слезами.

– Почему?

– Попробовал травки – плачешь от счастья, кончилась трава – плачешь от горя, опять хочется счастья... Я тебе травы растер и под язык засунул, когда ты в дауне валялся. Долго тебя трава держала. Некоторые за час под травкой целую жизнь проживают, а иные за сутки объективного времени испытывают секунду счастья. Никто не знает, сколько его плакун держать будет и сколько субъективная кайфовая житуха продлится. Для каждого травка своя, она...

– Пить очень хочется, – перебил задушевную проповедь Очкарика Шаман. – Во рту Сахара.

– Пить? – удивился Очкарик. – Вот как... А я после травы от слюны отплеваться не могу... Эй! Фляжку бросьте!

Мужики у соседнего костра пошуршали в темноте и с ответным «Лови!» бросили Очкарику плоскую флягу с крышкой-колпачком.

– На, глотни, – крутанув колпачок, Очкарик протянул флягу Шаману.

– Спасибо. – Шаман сделал глоток, другой, сдержался, оставив во фляге ровно половину теплой, невкусной, но столь желанной влаги. – Скажи, приятель мой лежит, балдеет сейчас под травкой?

– Ты мне нравишься все больше и больше, – Очкарик забрал у Шамана флягу, встряхнул. – Пить хотел до смерти и все же всю воду, до капли, не вылакал. О товарище беспокоишься, терпишь, о главном не спрашиваешь... За Психа будь спокоен. Плакун не наркотик, скорее наоборот. От него только польза. Трава еще и лечит. Тебя, например, ослепили галогенным фонарем, оглушили и травку после в рот сунули не ради кайфа, а чтоб не помер случайно. Такие, как ты, люди Крокодилу позарез нужны. Дерешься ты на уровне шестого дана, я прав?

– В школе карате я и на желтый пояс экзамена не сдам. Растяжка у меня фиговая... Слушай, а почему мы за отдельным костром сидим?

– Мы бойцы. Нам в стаде пастись не положено.

– Понятно... – Шаман дотронулся ладошкой до вспухшей над ухом гематомы. – ...Законы, понятия, деление на касты, соблюдение кодексов, западло, не западло... Скажи-ка, а не западло было предложить мне дуэль, а когда запахло жареным, начихать на кодекс дуэльной чести и глушануть победителя?

– Нет правил без исключений, – Очкарик слегка смутился. – Тебя и себя заодно спас Псих. Он из мешка пистолет достал, грозился всех перестрелять, и мы очумели. Я со сломанной рукой валялся, а про боль забыл. Клянусь.

– Почему?.. Чего молчишь? Ответь, я пойму.

– Думаю, с чего начать. Пока ты кайфовал, я ответил тыщ на пять «Почему?». Почемучка Псих меня укатал в ноль. Раньше, до катастрофы, я умел складно рассказывать, а последние три года потусовался среди курьеров Крокодила и самого себя слушать иногда противно. С кем поведешься, от того и наберешься... Раньше я работал с компьютерами. Кончил три курса мехмата, вышибли, в армию по зрению не взяли. Срочную по глазам откосил и после Трехдневной Всемирной откосил ополчение... Ох! Не о том говорю, не с того начинаю...

Очкарик повернулся к мужикам у соседнего костра, крикнул властно, требовательно:

– Николай! Поди-ка сюда.

Один из мужиков послушно встал, подошел к Очкарику.

– Коль, заголись и покажь Шаману ЗНАК! – приказал Очкарик.

Мужик Николай расстегнул пуговицы на штормовке, распахнул рубаху, взялся обеими руками за край давно не стиранной тельняшки и задрал ее к подбородку.

– Смотри. – Очкарик ткнул пальцем в ярко-синюю татуировку посередине умеренно волосатой груди Николая. – Коля, нагнись к свету, к костру поближе...

– Не надо нагибаться, я и так хорошо вижу наколку. Эту татуировку и называют ЗНАКОМ?

– Да... Коль, погоди одеваться. Шаман, я сгораю от любопытства, тебе как свежему человеку ЗНАК что-нибудь напоминает?

– Пожалуй... – Шаман задумался. – Пожалуй, ЗНАК отдаленно смахивает на руну, на рунический символ.

– Правильно! И я так думаю, а некоторые придурки сравнивают ЗНАК с иероглифом... Одевайся, Коля, и сходи к дрезине, принеси нам полешек для костра, холодает... Слушай внимательно, Шаман, и вникай. Рисунок ЗНАКА, брешут, появился лет пять назад сам собою в небе. Его сфотографировали. Фотография ЗНАКА случайно попалась на глаза одному панку в Германии. Панк наколол знак на грудь, приперся на дискотеку, нажрался наркоты и попер крейсером на полицейского. Полицай достал пушку, шмальнул в упор и...

– Я уже понял! – перебил Шаман. – И панку хоть бы хны.

– Эге! Дело не в рисунке, а в процессе его нанесения. После Трехдневной Всемирной, когда всех мужиков сгоняли в ополчение, было изготовлено стандартное клише ЗНАКА. Вроде клейма. Ополченцам ЗНАК выжигали. Прежде чем нажать кнопочку и дать на иголки разряд, специально обученные сержанты укладывали призывника на кушетку и подыскивали идеальное для ЗНАКА место на груди. Вдавливали иголочки клейма в кожу. Понимаешь, если ошибиться в месте нанесения ЗНАКА, которое у каждого свое, но обязательно на груди, ЗНАК или вообще не заработает, или...

– Или из трех пуль одна достигнет цели.

– Говорят, что из десяти две. А может, и врут, может, и другая статистика, я не проверял... С тобой приятно разговаривать, схватываешь на лету.

– А как понять, что место для знака выбрано правильно?

– По ощущениям. Тот, кому приложили клеймо в правильном месте, должен почувствовать головокружение и солоноватый привкус во рту.

– Субъективные ощущения?

– Они! Гадкие ощущения. Главное, боишься в своих ощущениях ошибиться. Нервы, ясное дело, во время процедуры на пределе, хочется, чтоб тютелька в тютельку попали.