Шаг за рубеж - Ксен Крас Страница 22

Только после многих дней пути по землям вне острова Зэу признался, что, если бы несколько друзей не пожелали отправиться туда же в качестве стражи для сира, он бы не добрался до своей одинокой комнатки живым. На мужчину совершали множество покушений, лекарь, подкупленный врагами, пытался его отравить, однако каждый раз неудачно. Друзья пришли на помощь очень вовремя. Полгода Зэуран спал урывками и лишь когда в его покоях находился союзник.

Спустя два сезона покушения вмиг прекратились. То ли враги сочли бывшего рыцаря более неопасным, то ли что-то в столице изменилось… Зэу мог бы рассказать обо всем, что знал, друзьям-стражникам, но не стал. К тому моменту как он понял, что выбраться у него если и получится, то далеко не сразу, он окончательно перестал доверять окружающим. Тоб по коротким пояснениям понял, что приятели, защищавшие сира, начали покидать остров спустя сезон, понемногу, по одному человеку, они отправлялись обратно, говорили, что на время, и более не возвращались.

Служащие в одном Ордене оставили Зэурана гнить в приюте, и тот, опасаясь расправы, сидел тихо и ждал, когда отыщется способный помочь ему человек. Он ждал какого-то знака, теряя веру в себя с каждым днем и заодно разочаровываясь в мире. В том самом, что бил его и бил, лишал смысла существования, превращал в ничто. Сын крестьянина понимал приятеля, он и сам видел, как остров меняет людей.

Лишь теперь у несчастного свидетеля-сира появился человек, которому тот вновь смог открыться.

Зэуран не уставал повторять, что Тоб болван, грубо говорил с ним, обливал водой по утрам, обвинял в кривых руках, в слабости, невоспитанности и глупости. С момента освобождения юношу стали заставлять упражняться с мечом и драться без оружия или с тем, что имеется поблизости. Зэуран не прекращал обзываться, но ученик лекарей понимал, что это такая манера общения, и на самом деле рыцарь привык к спутнику. Сам Тоб тоже привязался к суровому мужчине, который не уставал его гонять, шпынять, обучать и не давал передохнуть ни дня, и к душевнобольной женщине, за которой ухаживал уж больше двух лет.

Даффа, испытывающая при словах «сир», «рыцарь» и «Братство» животный страх, а уж при встрече мужчины в доспехах или с символом волчьей головы и вовсе впадавшая в безумное неистовство, уже перестала воспринимать Зэурана как угрозу и даже прониклась к нему некоторой симпатией. Она по-прежнему больше доверяла ученику лекарей, но теперь не убегала от мужчины, могла поделиться с ним едой или цветами и листьями, которые собирала по дороге, и не кричала, когда тот ее одевал или помогал Тобу умывать и расчесывать леди.

Тоб же, хоть и возмущался, иногда ругался со спутником, хотел полениться в те редкие минуты, когда это было возможно, но в глубине души понимал, что его обучают и впрямь важным вещам. Зэу рассказывал ему истории, продолжал дело лекарей и заставлял разбираться в буквах и цифрах – читать, считать, писать; он объяснял, как драться с более сильным противником, и еще очень-очень многое. Только то, что могло бы пригодиться в будущем. Юноша с каждым днем сильнее чувствовал, что воспринимает вредного ворчуна как родню. Тоб уже не мог представить, как будет выглядеть жизнь без бесконечных указок и осуждений любого действия. В том числе и правильного. Может, именно поэтому разговоры, которые иногда хотел вести рыцарь, не нравились ученику лекарей и он старался избегать их.

– Я должен поведать тебе многое, ведь если я умру… – так начинался разговор каждый раз. И каждый раз Тоб не хотел слушать мужчину.

– Не помрешь. Я лекарь, и я тебя излечу!

– Не все раны и опытным лекарям под силу залатать, а уж тебе-то куда соваться?

– Я много учился. Ты думаешь, что я глуп, но я поумнею. Набью себе голову всякими умностями и стану лучше лечить. И я научусь латать такие раны, что тебе не будет больше страшно за жизнь.

– Я и сейчас не боюсь.

– Ты только так говоришь. Я всякому научусь и смогу что угодно!

– Интересно, смогу ли я дожить до того дня, когда ты, как и хотел, купишь себе дом и заведешь семью? Ты ведь о том мечтал?

– Я уже понимаю многое. Тебе дом мой неинтересен. Ты придумываешь, как отвлечь меня от других мыслей? Я умнею, и скоро тебе придется много потеть, чтобы обмануть меня!

– Ты очень повзрослел с нашей первой встречи, – похвалил Тоба сир. – И многому научился, это правда, но теперь ты должен слушать меня и запоминать, хорошо? Это важно.

– Не хочу!

– Но почему? Ты отказываешься уже который раз, и я не понимаю. Ты неплохо запоминаешь, если требуется, и в этот раз справишься.

– Не стану, – юноша покачал головой. – Не надо мне ничего такого говорить. Никаких тайн.

– Да почему же? Тоб, не увиливай! Чего ты разволновался?

Крестьянский отпрыск вынул из-за пазухи завернутый в грязную тряпку зачерствевший хлеб – он, привыкший, что необходимо прятать и откладывать на потом лишний кусок, никак не мог избавиться от привычек. Крестьянский сын развернул остатки буханки, протянул рыцарю, но тот отказался, выставив вперед руку, и недоучка из Цитадели впился зубами в кусок.

Зэу терпеливо ждал, пока Тоб прожует, молчал, и когда юноша решил запить свой перекус – к вечному голоду ученика лекарей рыцарь уже привык и перестал ругать его за постоянное желание набить брюхо, – продолжил говорить. Наконец, когда, несмотря на длительное молчание собеседника, сир так и не сменил тему разговора, Тоб вздохнул:

– Ежели ты расскажешь о том, что знать мне надобно, опасаясь смерти своей, то ждать ее недолго станет – вот как говорил староста. Он много чего умного знал, на то и староста. Плохая это примета, нельзя. Ежель я соглашусь и выслушаю, значит, и правда к Богам подашься, а я не хочу этого.

– Опять за старое? Нет в этих приметах никакого смысла! В это только девки глупые верят да такие оболтусы, как ты. Сядь и слушай наконец, сколько мне за тобой бегать и уговаривать?

Тоб поднялся, он хотел уйти, но рыцарь поймал его, надавил на плечи и усадил на место:

– Жуй и слушай.

– Нет-нет-нет!

– А ну руки от ушей убери! Я тебя сейчас как свяжу по рукам и ногам, и буханку твою в пасть засуну, чтобы орать прекратил! Не веришь? А-а-а, веришь? То-то же. Слушай меня теперь, надоело откладывать.

Невзирая на протесты, Зэуран поведал юноше о делах минувшего. Он рассказал о лекарях, которые были виновны в отравлении короля, очень подробно описал цвет жидкости, которую, как был уверен сир, подливали в пищу правителя. Рыцарь поделился знаниями, что имя лорда Мортона Бладсворда неоднократно упоминалось недругами Гийера Старская, долго и подробно рассказывал о роде Голдрэт – его и остальные имена Тоба заставляли запоминать и требовали перечислять каждое утро, – о многочисленных бастардах рода, сравнивал их с Флеймами, которые проникали в свое время повсюду, от вояк до советников.

Ветви, бастарды, Великие Династии и короли, сиры с их прозвищами, лекари, бесконечная череда каких-то событий – это смешалось в голове крестьянина.