Мудрость толпы - Джо Аберкромби Страница 22

Рикке встала и подошла к нему, по пути сделав еще один глоток из бутылки. Вкус был еще хуже, чем прежде, смешавшись с горечью чагги, но горло больше не обжигало. По нему просто разливалось приятное тепло, словно тлеющие угли в большом очаге.

– Как тебя зовут твои друзья? – спросила она, протягивая ему бутылку.

Он нахмурился, глядя на оставшуюся на дне каплю спиртного, не больше плевка.

– Гвоздем.

– Ну да, но я говорю о близких друзьях.

Не отводя от нее взгляда, Гвоздь допил последний глоток.

– Таких близких у меня больше нет. С тех пор, как помер папаша.

– А он как тебя звал?

Пауза.

– Гвоздем.

– Могу я позаимствовать у тебя плащ?

Он поднял свои белесые брови, расстегнул пряжку и кинул ей плащ. Рикке прошла в угол зала – не торопясь. Она чувствовала себя напряженно, словно что-то собиралось случиться, и ей это нравилось. Что бы там ни говорила Изерн, Рикке считала, что заслужила право немного задрать нос. Привстав на цыпочки, она накинула плащ на клетку со Стуром.

– Не хочу, чтобы он смотрел.

Наклонившись, она стянула с ноги один ботинок, оставив его лежать на полу. Дрыгнула ногой, скинув второй, и он отскочил от стены и упал боком. Гвоздь, нахмурясь, посмотрел на нее.

– Почему ты снимаешь ботинки?

Она расстегнула пряжку ремня.

– Потому что в них я не смогу снять штаны.

Тут она поняла, что сколько бы недостатков ни было у юбок, их зато можно скинуть в любой момент. Или задрать, если уж очень приспичит. Со штанами так просто не разделаешься. Она стащила их ниже колен, это было легко, зато потом едва не упала, вытаскивая правую ногу – пришлось прыгать на левой, пока она наконец не высвободилась.

Можно было сказать, что запланированная ею страстная непринужденность не задалась. Похоже, с задиранием носа она все же перебрала. Но теперь ничего другого не оставалось, кроме как довести дело до конца. Рикке юркнула на трон Скарлинга и постаралась расположить вокруг себя свой замечательный новый плащ таким образом, который сохранил бы тонкий баланс между избытком загадочности и ее недостатком.

Гвоздь поглядел на эту композицию, потом на накрытую его плащом клетку Стура, потом почесал в затылке:

– Надо сказать, этот вечер принял неожиданный оборот.

Короткая пауза. Снаружи грохотала река.

Это была плохая идея. Одна из худших ее идей. Рикке попыталась вспомнить, куда она зашвырнула свои штаны, и прикинуть, сколько постыдной возни понадобится, чтобы заползти в них обратно, чтобы можно было сделать вид, будто ничего не произошло.

– Ты ведь не собираешься меня отшить, а? Потому что это поставило бы меня в довольно неловкое положение.

– Еще чего. – И его лицо расползлось в улыбке. – Просто подумал, что нужно запечатлеть эту сцену в памяти, пока есть возможность. – Он постучал бутылкой себя по голове. – Уж больно она хороша!

Гвоздь высосал из бутылки последние капли и подошел к Рикке, на ходу расстегивая портупею и сбрасывая ее. Что, надо сказать, было большим облегчением, поскольку, помимо всего прочего, холодный сквозняк от окна уже забирался под плащ, и ее бедра покрылись гусиной кожей.

– Это тебя не беспокоит? – Гвоздь поставил огромный сапог между ее голых ног и взглянул через плечо в направлении клетки в углу, слегка поскрипывавшей под накинутым плащом. – То, что он там?

– В этом половина задумки. Он как-то сказал, что даст меня оттрахать своим псам.

Гвоздь поставил второй сапог рядом с первым.

– Как грубо.

– Так что пусть знает, что я сама решаю, кто и как меня трахает.

– То есть… ты используешь меня, чтобы преподать ему урок?

Рикке повернула голову и выплюнула катышек чагги.

– Пожалуй.

Он тихо хохотнул.

– Вот это здорово!

И он вышвырнул пустую бутылку в окно, наклонился над троном, опершись на подлокотники, и поцеловал ее в губы. Мягкий, аккуратный поцелуй – сперва он сжал губами ее верхнюю губу, потом нижнюю. Так мягко и аккуратно, что она едва не рассмеялась.

Поцелуй – в каком-то смысле дело незамысловатое, однако у каждого имеется в нем свой стиль, как и в разговоре, ходьбе, драке, письме. Гвоздь продолжал целовать ее – одну губу, потом другую, – и ей пришлось вытянуть шею, чтобы ответить, чтобы сделать поцелуи немного глубже, чтобы подключить к делу кончик языка. Теперь ей больше не хотелось смеяться, вовсе нет. Она скользнула ладонями по исцарапанным подлокотникам Скарлингова трона, пока они не встретились с его руками, пока она не схватила его за запястья, пока его колени не начали тереться о внутренние поверхности ее голых ляжек – не сильно, словно в этом не было ничего особенного, однако на ее вкус в этом было на самом деле очень много.

Он все время держал глаза открытыми, глядя на нее, и она тоже держала глаза открытыми, глядя на него, – ну, во всяком случае, зрячий глаз, – и по какой-то причине в этом было ощущение опасности, словно каждый маленький поцелуй нес в себе риск. Она выгнула шею, чтобы целовать глубже, но он отодвинул лицо, так что она не могла полностью дотянуться, и она поневоле сделала тихий возбужденный вдох, а он тихий удовлетворенный выдох, и их дыхание смешалось между ними, горячее, наполненное запахом спиртного.

Это была отличная идея. Одна из лучших ее идей.

Она расстегнула его ремень одной рукой, радуясь тому, что у нее такие ловкие пальцы, потом запустила их вовнутрь и принялась шарить, пока не вытащила наружу его член, уже наполовину твердый и определенно видоизменяющийся в нужном направлении. Нельзя сказать, что она была совсем пьяна, но пьянела все больше, гладя его одной рукой, а другой обхватив за затылок и скребя ногтем большого пальца его светло-рыжую бороду.

– Я хочу попросить тебя о помощи в одном деле, – выдохнула она.

– Не знаю… как я могу выказать больше желания…

– Не в этом. Ну, то есть в этом тоже. Но и еще кое в чем. Боюсь, тебе не понравится.

– Ты выбрала… не самое удачное… время… чтобы просить… об одолжении, – шепнул он, пощипывая ее губы своими.

– Говорят, торговаться нужно всегда с позиции силы.

– Вот как?

Настал ее черед ахнуть, когда он подсунул ладони под ее зад, опустился на колени и потянул к себе, так что ее голова скользнула вниз по спинке трона, а задница по сиденью, и она оказалась наполовину лежащей, наполовину свешивающейся с трона, ее босые ступни стояли на холодном каменном полу, колени были раздвинуты по обе стороны его головы, а бедра притиснуты к нему; тепло от очага грело сбоку ее голую ногу, а холодный ветерок от окна щекотал голый живот. Она извивалась так и этак, но не могла найти даже отдаленно удобное положение среди всех этих безжалостных углов. Да уж, чтобы сидеть на Скарлинговом троне, нужно быть выносливым, а чтобы трахаться на нем – выносливым вдвойне.