Когда проснется Марс - Вера Огнева Страница 21

Показатели в норме. Двигатели работают на минимуме, чтобы корабль не дрейфовал. Холодный космос молчит. Молчат далекие пустые планеты, окруженные ядовитым газом. Молчат их спутники – каменные глыбы, – и тысячи стадий пыли вокруг, и красно-черный, выжженный войной Марс. Молчит Земля – её сообщение с другими системами блокировано.

Но земляне ещё об этом не знают. Земляне заняты другим.

Моносознание инферио потянуло глубже, облепило мыслеобразами, как паутиной. В отражении иллюминатора моргнули глаза имманес – чужие, незнакомые. Послышался далекий прерывистый голос. Он торопливо сказал что-то на эме-гир, поднялся до булькающего крика и оборвался, захлебнулся в помехах. И тишина.

Малая содрогнулась. Провела пальцами по щеке, и белая девушка в отражении повторила жест. Ничего – ни голоса, ни чужих глаз. Малая шепотом выругалась. Боги, неужели опять?..

Обрывки чужого прошлого она стала ловить недавно. Это походило на глубокую грязь, которая когда-нибудь – Малая подозревала, что очень скоро – утянет её насовсем. Голоса, которые умолкли сотни лет назад. Размытые и блеклые картины. Эмоции – всплески радости и оглушающий холод страха. Инферио, мертвые имманес, хранили их в общей памяти, как сокровища.

В этом они не слишком отличались от людей.

Интересно, какой вид возник первым? И связаны ли имманес и люди? Разве это совпадение, что существа с разных концов Вселенной оказались так похожи? Малая сомневалась.

Конечно, разница тоже была. Имманес выражали мало эмоций, улыбались на удивление одинаково. Без амбиций, холодные, как рыбы, пунктуальные, как машины. Когда чего-то не понимали, просто таращились своими рыбьими глазами, пока не объяснишь, что имеешь в виду. Рождались, вырастали, превращались в инферио, когда подходил срок.

Их города на Мармаросе строгие, как линии сети, по которым путешествовала Малая: ряды одинаковых башен уходят к водопадам на горизонте. Стеклянная штамповка. Квартиры напрочь лишены индивидуальности: капсула для сна, аппарат, который изо дня в день давит из себя бурду, заменяющую еду и воду. Вместо душа и туалета очиститель – еще одна капсула, которая втягивает отходы и очищает тело специальным газом, – большой и пустой балкон, с которого имманес наблюдают рассветы, закаты, сиреневые водопады, и, разумеется, поклоняются Некро. Каждое утро встают на колени и, не мигая, смотрят на бело-голубой диск, опоясанный плоскими кольцами астероидов. Тысячи имманес молча пялятся на Некро – то еще зрелище.

Та еще жизнь. Ни веселья, ни любви, ни семьи. У имманес же все равны. «Мы давно преодолели этап биологического размножения, – сказал ей Бел Шаи. – Ничье присутствие не должно вас смущать».

«Преодолели этап» – это как понимать? Все одинаковые? Один сплошной средний пол?

И ведь правда, она же ни разу не видела имманес с пышными формами. Костюмы у всех были одинаковые, тела стройные и гибкие, как у подростков. Она определяла некоторых как женщин интуитивно, из-за более тонких черт лица. И лишь после объяснения поняла, что не замечала очевидного. Что нет семейных пар. Что даже в их языке один род. И с чего она вообще взяла, что к ней обращались в женском роде? Хороший вопрос.

Малая решила не гадать и продолжала разделять имманес на мужчин и женщин – для своего удобства. Всё-таки со временем стали видны едва уловимые различия в поведении и манере держать себя. Одни имманес казались строже и внушительнее, другие – улыбчивее и нежнее. Жаль, заглянуть к ним в штаны она не могла.

Интересно, как же выглядели люди там, внизу? Малая знала, что человеческие мужчины другие, не такие, как она, – о да, она помнила одного говнюка в лавандовой машине, и такой штуки между ног у неё точно не было, – но за всю свою жизнь не видела ни одной обнаженной женщины. Сперва потому что не могла видеть физически, а потом как-то случая не представилось. И порно она не смотрела, оно казалось мерзким. Старательно закрывалась от назойливых баннеров, когда сёрфила в сети. Казалось, они все пахли лавандой. Кровью, грязными руками.

Месячных не было, это да. Ни разу за всю жизнь, чему Малая всегда радовалась – гормональные уколы для прекращения овуляций стоили очень дорого. Малая помнила рекламу: белозубая женщина разламывает пластиковый цилиндр, обнажает иглу и колет ею свою персиковую патрицианскую ягодицу. «Полная защита и комфорт на целых полгода», – говорит и снова улыбается.

Могла ли Малая считаться женщиной в земном понимании? Что если они с Энцо и не могли быть вместе? Ни секса, ни детей. И вообще…

С такими мыслями можно свихнуться. Поэтому Малая отбросила их поскорее. Энцо нет, его не вернешь. А других мужчин она не хотела; ни людей, ни имманес. Нет проблемы.

Никаких проблем.

Пустота.

Снаружи раздался вой корабельного оповещения, сигнал к молитве – «некроповещение», как про себя звала его Малая. Низкий и протяжный звук, от которого в животе начинало свербеть. Здорово, ничего не скажешь. Значит, сейчас опять начнется…

Малая застегнула форму и вышла из ячейки.

В глаза ударил белый свет. Она поморщилась, прикрыла глаза рукой. Впереди, за прозрачной стеной, светилась колонна шагов в сто толщиной. Источник энергии корабля, как ей объяснили. Он начинался где-то на нижних уровнях, в узкой и заостренной корме и заканчивался под рубкой. Вроде как отвечал за гравитацию и ещё что-то, чего Малая не запомнила. Хватало того, что эта штука светила, как десять звезд. Все уровни замыкались вокруг неё кольцом – никуда не спрятаться, только в своей ячейке.

На всех уровнях открылись шлюзы. Имманес выходили и вставали на колени у прозрачной стены, лицом к свету. Все одеты – словно всё утро только и ждали, когда их позовут.

Может, так оно и было.

Малая обошла генератор по кругу, на цыпочках шмыгнула между имманес, которые молились у пищеблока. Постаралась не заслонять свет – это она выучила сразу, как оказалась среди своих. Едва не схлопотала по шее, когда однажды это сделала. Да таких и не хотелось беспокоить на самом деле: лица безжизненные, а глаза пустые и яркие, как фары автомобиля.

Пищеблок был узкой комнатушкой с полосой иллюминатора с одной стороны и дюжиной автоматов с другой. Просто черные, встроенные в стену ящики с углублениями посередине. Малая сунула в один руку, и в ладонь шлепнулся прохладный пакет с трубочкой. Без особого энтузиазма отломив её конец, Малая привалилась плечом к иллюминатору.

Снаружи один за другим отцеплялись корабли с боевыми роботами на борту, выстреливали к погруженной в тишину Земле. После удара энергопушки планета казалась пустой, и ей это шло. Спокойствие, даже какое-то мёртвое величие. Один бок затенён, ближе к экватору циклопьим глазом смотрит Ливийский разлом. Остался после выстрела с орбиты, вспомнила Малая из учебных программ.

Голос лектора сам зазвучал в голове. «Разлом образовался в пять тысяч шестисот девятом году после того, как по высочайшему указанию императора Тиберия Ливия Друза флотилия Имперской Внешней Сферы применила по отношению к планете оружие класса V. Удар был направлен на центр повстанческой деятельности Старой Земли. Он вызвал незначительное смещение тектонических плит, которое, по утверждению некоторых учёных, привело к ухудшению климатической обстановки на планете. Сейчас Ливийский разлом является самым глубоким разломом Солнечной системы».