Вечность во временное пользование - Инна Шульженко Страница 21

Всем весом в сорок градусов улёгшаяся на город, тяжёлая и знойная, как гогеновская туземка, жара немного разгрузила улицы от толп: кто мог – сбежал в Нормандию, оставшиеся плавились по квартирам и гостиничным номерам, у вентиляторов, неподалеку от холодного душа, устраивали сквозняки или млели в кондиционированных магазинах и музеях. А сам Париж работал собой – Парижем: деваться ему было некуда, и парижские официанты, как ни в чём не бывало, терпеливо улыбались взмокшим туристам, требующим колы и льда.

Но Виски знал, что пекло ненадолго, и скоро снова повсюду расцветут зонтики и шали, и поэтому, закончив свою норму работы, решил принять приглашение и отправиться на гранд-финал «Secret Миг» в галерею неподалеку от Риволи на стаканчик белого. С темы судейства он необидно для устроителей соскочил, поскольку изначально знал, кто станет победителем.

Неторопливо принял душ, влез в льняные белые одежды и, не боясь опоздать, по теневым сторонам словно бы слегка уже подзагоревших на солнце улиц отправился пешком, по дороге любуясь полуобнажёнными женщинами и находя вполне сексуальными блики пота на ненакрашенных лицах, влажные завитки высоко подобранных с шей волос, не говоря уже о ступнях в предельно открытых сандалиях, чьи плоские подошвы, словно тёмные листья неизвестного растения – растения с яркими тычинками накрашенных ногтей – держались на ноге одной лишь петелькой вокруг большого пальца.

Народу в галерее было много: когда это и где вернисажную богему пугали стужа или жара, если в программе анонсировались приятные глазу действия, сколько-то музыки и бесплатный бар?

Виски протиснулся сквозь толпу к сцене, на которой – каждый над своими двумя квадратными метрами белоснежной плоскости – уже изрядно потрудились два художника. Разогретая музыкой и алкоголем публика жарко поддерживала своих избранников, кричалки и имена сменяли друг друга, кто-то уже бросился танцевать, маленькая девочка с пустышкой во рту вдруг серьёзно посмотрела на него снизу, где-то кто-то курил. До конца оставалось ещё достаточно времени, и Виски направился к бару, чтобы сделать своё пребывание поинтереснее.

«И тут он увидел её»: можно сколько угодно долго и даже изобретательно избегать этой простой классической фразы, но к чему? Начать с того, что он почти каждый вечер куда-то приходил и почти каждый раз вдруг видел какую-нибудь «её», и это всегда бывало в какой-то момент, произноси эту фразу или не произноси.

Другое дело, по каким причинам и законам люди неожиданно останавливаются взглядом друг на друге? Неизвестно. Почему среди десятков или сотен человекоединиц, сосредоточенных в каком-то месте и времени, – именно эта она? Почему именно этот он? Не обладая рефлекторно понятными паре ограниченными периодами для зачатия потомства (почему бросится к течной львице лев, носорожихе – носорог и к течной суке – пёс), вероятно, внутренне бросившиеся друг к другу люди, внешне медленно и даже неохотно сближаясь, сразу понимают только одно: да. Но факт остаётся фактом, вопрос выбора – не вопрос вовсе и решается в доли секунды: «да – да», «нет – нет», каждый знает практически мгновенно.

Виски взял два бокала с вином, в каждый щедро бросил матового льда из огромной железной лохани и встал рядом со своей избранницей на этот вечер. Она тоже не стала ничего изображать и с благодарностью приняла протянутый бокал.

– Я Бернар, но все зовут меня Виски.

– Я Ребекка, и никто не зовёт меня иначе.

– Привет.

– Привет.

Они чокнулись за знакомство и, улыбаясь, стали смотреть на сцену. В белой тельняшке в красную полоску и в узких белых брюках, она была вполне героиней его рисунков, за исключением того, что девушки на чёрно-белых улочках всегда были едва ли двадцатилетними, носились по ним в поисках неизвестно чего, крутили педали велосипеда неизвестно куда или озадаченно выглядывали в окошко, ожидая неизвестно кого. Этой же женщине со всей очевидностью было ясно, в поисках чего она сегодня вышла из дома, села в удобную прохладную машину и зачем взглянула останавливающим взглядом прямо в глаза безмятежному самовлюблённому Бернару Висковски.

Ребекке было, что дипломатично называется, сорок-плюс, но на самом деле никто никогда не знает точного возраста этой категории ухоженных ведьм. Её чёрные, очень густые волосы были собраны в тугой короткий хвост, как пушистый помазок для пены или кисть для японской каллиграфии. Длинная, почти равная высоте лица, тонкая шея, смуглая, словно с растворяющимся по возвращении из отпуска загаром, кожа, острое лицо с высоким круглым лбом. Таких женщин приятно представлять на берегу моря вечером: как она идёт в подвернутых брюках, загребая узкими ступнями мокрый песок, след сразу заполняется послушно следующей за ней волной. Спрятанное наклонённой низко шеей остроскулое прямоносое лицо – никогда не известно, о чём она там себе думает, украшая собой и символизируя, что всё у тебя отлично: море, закат, красавица – всё отлично, Виски, ты крут…

– Извините? – переспросил он, поняв, что провалился в картинку с ней на берегу и на мгновение выпал из действительности.

– В чём суть происходящего? Не понимаю, почему все так орут?

До конца состязания оставалось совсем немного, публика свистела и вопила в поддержку, диджей увеличил звук драматургически подходящей нагнетанию страстей музыки.