Возвращение на Обитаемый остров - Владимир Третьяков Страница 21

Одним словом, недостатка в предположениях и догадках не было, но только двое заключенных знали истинную причину перевода лагеря на казарменное положение, но оба помалкивали. Хорек, хотя его и распирало от желания раззвонить всем и вся о возможных грядущих переменах в статусе большинства обитателей камер, боялся наказания за свою трепотню со стороны всесильного и жестокого Барона. Максим же, просто молчал, стараясь быть выше всяких сплетен, как ему, собственно говоря, и подобало себя вести, учитывая высокое теперешнее положение в тюремном обществе. Как никак, авторитет, а никакая-нибудь сявка мелкая!

Так, незаметно, как одно счастливое мгновение, пролетели эти три дня. За это время заключенные ходили лишь во внутренние наряды, радовались нежданно свалившейся на них возможности передохнуть от каторжного труда, да продолжали высказывать различные версии того, как долго будет продолжаться подобная лафа. А на четвертый день все переменилось.

Утром на поверке начальник лагеря приказал привести территорию в образцовый порядок. «Чтобы у меня все тут блестело, как у кота… гланды, а какая сволочь вздумает филонить – пойдет в расход!».

Закипела работа. Под присмотром бригадиров, заключенные, несколько отвыкшие за эти дни от привычной физической нагрузки, охая и вполголоса матерясь, проклиная свою непосильную долю, принялись наводить лоск на все то, что бросалось в глаза, и даже было скрыто от оных. Особо нерадивым постарались еще раз доходчиво объяснить основную мысль начальника, о том, что статья о саботаже все еще продолжает действовать, и что ежели кто начнет волынить, так вполне может в эту статью вплотную вписаться.

Особо несведущим в тонкостях уголовного кодекса, была прочитана короткая лекция о значении слова «саботаж», и предусмотренном в законе наказании по этой статье в условиях военного времени. Вплоть до расстрела. Последнее обстоятельство подчеркивалось особо и произвело двойной эффект. Во-первых, скорость работ заметно повысилась, а во-вторых, лагерные «аналитики» получили очередную порцию пищи для размышлений. Теперь стало ясно, что те, кто говорил о возможном ударе возмездия, наверное, были правы, а иначе, зачем было говорить о военном положении. Понятно было и другое: «раз пошел такой базар, то скоро надо ждать приезда «шишек», которые начнут отбор «пушечного мяса» в штрафные отряды, коим надлежит принять на себя всю тяжесть удара вражеского десанта».

Это было, конечно, гораздо хуже, чем просто амнистия, но все же гораздо лучше, чем вообще ничего. Народ прекрасно был осведомлен о непроходимости минных полей, окружавших Империю, и надеялся дожить-таки до победы, получив после нее свободу и чистый паспорт. Да и вообще, жизнь на войне представлялась многим весьма веселым мероприятием, где можно и самогоночки вволю попить, и травки покурить, да и в «самоход» к девочкам в ближайшую деревню из траншей отлучиться, а то и вовсе – «ноги сделать».

Наконец состояние внешнего вида лагеря удовлетворило начальство. Контингент приказано было развести по местам до особого распоряжения. В томительном ожидании предстоящих событий, прошли вечер и ночь. Утром заключенных подняли на полчаса раньше обычного, разрешили в ускоренном темпе привести себя в порядок, и проглотить традиционную порцию перловой каши, в которойсамые пытливые аналитики, против обыкновения, разглядели следы присутствия жира. Это вызвало дополнительные толки, которые достигли своего пика, когда настала очередь пить чай. Он был с отчетливым сладковатым привкусом! Такого завтрака не могли припомнить даже сидельцы с самым большим стажем пребывания в этом лагере. Тут же, некто во всеуслышание высказался в том духе, что «это только цветочки, а полновесная малина начнется на фронте». Последняя фраза была встречена гулом всеобщего одобрения.

После завтрака лагерников построили на центральной аллее, и сам начальник прошелся вдоль шеренги, придирчиво осматривая каждого стоящего в ней. Всех, у кого был замечен хотя бы малейший непорядок с одеждой, он жестом руки отсылал в швейную мастерскую для устранения. Дойдя до Максима, он колючим взглядом окинул его, хоть и потрепанный, но вполне сносный мундир, довольно хмыкнул, изобразив при этом на лице подобие улыбки, и не говоря ни слова, пошел дальше. Затем остановился, как будто вспомнив что-то, вернулся обратно, и, привстав на цыпочки, прошептал Максиму на ухо:

– Я надеюсь, у вас не было причин быть недовольным условиями содержания, господин барон?

Максим хотел было, как положено, ответить громко и односложно, но, поняв, что вопрос был задан неспроста, вовремя сдержался. Улыбнувшись одними уголками рта, он чуть заметно кивнул, мол, все в порядке, претензий нет.

Осмотрев заключенных, и дав необходимые указания, начальник удалился в свой коттедж. После этого прошел час, другой, третий, но никаких других команд не поступало. Заключенные все так же стояли в строю по стойке «вольно», негромко переговариваясь между собой. Максим старался не вмешиваться в общую дискуссию, а старательно, уже в который раз, пытался выстроить линию своего поведения на случай предстоящей встречи с Дженсом. В том, что она состоится уже скоро, он даже не сомневался, а всплеск эмоций по отношению к нему со стороны начальника, расценил как добрый знак. Все будет в порядке.

Прошел еще час томительного ожидания. Заключенным разрешили стоять еще вольнее и даже, неслыханное дело, дозволили курить, раздав по три пачки дешевеньких сигарет на бригаду. Максим усмехнулся про себя. Страхуется начальник, чувствует, что придется вскоре вести своих подопечных в атаку в условиях, когда у многих зеков, недовольных им, в руках будет боевое оружие. А, может быть, не знает, а лишь чувствует это, что не меняет сути дела.

Над строем повисло облачко сизого дымка. Заключенные, большинство из которых имело уголовное прошлое, с удовольствием смаковали дармовое курево, и продолжали обсуждать перспективы своего бытия в ближайшем будущем.

Наступило время обеда. Но, против обыкновения, питание организовали не в столовой, а здесь же, в строю. Огромные кастрюли, расположенные на тележках, повара катили вдоль шеренги, выдавая каждому миску с непривычно густым и ароматным супом, в котором плавали мясные волокна. На второе подали макароны с маслом(!), а на третье… компот из свежих фруктов!

После такого обеда, проведенного, правда, в условиях близких к походным, даже самые недалекие и недогадливые поняли, что на их скромные персоны сделаны ставки, и размер их весьма значителен. Кое-кто, возгордясь сверх меры, начал позволять себе лишнее, как-то громкие разговоры, плевки и жесты оскорбительного свойства в сторону охранников. Хулиганам было в мягкой форме вначале указано, а когда это не возымело необходимого действия, то конвоиры, без лишних разговоров выдернула из строя парочку самых злостных нарушителей и без долгой канители шлепнула их на виду у всех. Чтобы остальные помнили свое место, а не то… По законам военного времени, как говорится.

Сидельцы на какое-то время оцепенели от ужаса, а, оценив в полной мере суровую силу воспитательной меры, без всякой команды заняли привычные места в строю, подтянулись и притихли. Наступила почти полная, можно даже сказать, мертвая, тишина. Так прошло еще около часа.