Последователи глубины - Константин Нормаер Страница 21

– Можно нескромный вопрос? – внезапно поинтересовался констебль.

– Отвечу на все что угодно, если это не касается Отрешенного города или не несёт запрета клятвы, – устало улыбнулся Праведник и стер со лба обильный пот.

– Ни в коем разе, – успокоил его Бушевич. – Знаете, я из семьи потомственных военных и умею чтить традиции. А в особенности правила устава.

– У нас он называется Тайнин, – поправил его церковник.

– Да какая разница, – отмахнулся констебль. – Я ведь совсем о другом. Скажите, а что вы будете делать, если эти ваши злодеи вздумают оказать вам сопротивление? Что тогда?

Праведник не ожидал подобного вопроса и растерянно пожал плечами.

– Не знаю, наверное, как и любой служитель воинства, применю силу. На крайний случай огнестрельное оружие.

– Силу? И оружие? – округлил глаза констебль. – Вот уж истину говорят: век живи, век удивляйся. А я, если честно, всю жизнь считал, что вы боретесь против насилия только гуманными методами. И не имеете права приносить вред себе подобным!

– Так оно и есть, – согласился Дорн. – Но дело в том, что жизнь слишком многогранна, чтобы подводить её под некие правила. Особенно в вопросах, касающихся истинного зла и противоборства ему.

– Ух ты, – поразился констебль, – а разве такое бывает? Про зло в принципе мне понятно. Карманных воришек и лживых мошенников повидал на своём веку немало. Но вот про истинных душегубов – это что-то новенькое…

Подойдя к одному из фонтанов в виде головы мифического морского чудовища с четырьмя клешнями и огромной змеиной мордой, церковник быстро утолил жажду. Затем постоял немного в теньке, скинул с плеч длинный плащ и, поправив жилет из-под которого виднелась белая водолазка и цепь со знаком бесконечности, двинулся дальше.

Разговор продолжился.

– Итак, вас заинтересовала подобная тема… Что ж, постараюсь объяснить. Истинное, или, лучше сказать, абсолютное зло – это некое понятие, которое лежит за гранью привычного для вас мира.

– Вот как? – удивился Бушевич. – Уж не о подводных ли городах вы ведёте речь, служитель?

– О нет, – сделал предупредительный жест рукой Праведник. – Я веду речь не о месте обитания, а скорее, о внутреннем состоянии человека. Когда некто может с лёгкостью, совершенно не задумываясь, переступить пределы дозволенного. Понимаете? Не поскупившись ничем, даже жизнью родных. Для таких людей нельзя применить понятие добра и зла в привычном виде. Они находятся за гранью общепринятых канонов. Уразумели?

– Если честно, то не совсем? – смутился констебль. – Хотя нет, погодите, кажется, сообразил. Вы ведете речь о маньяке, который прирезал на улице Роз-мари более двадцати молодых чаровниц. Ну, тех самых, что служили в салоне Ворчливого Грокса.

Церковник задумчиво кивнул, слегка прищурив глаза, словно пытаясь отыскать в закромах памяти это весьма занимательное происшествие.

– Об этом писали все местные газеты, включая самое крупное издание – Актуальные беседы, – попытался напомнить констебль.

– Что-то такое припоминаю, – уклончиво ответил Дорн, и тут же добавил: – Но, возможно, в вашем случае речь идет о некой душевной болезни. Иначе охарактеризовать действие убивца я не решусь. И оно не попадает под понятия злобного исчадия ада.

Бушевич нахмурился и почесал затылок:

– Тогда никак не возьму в толк: какова природа вашего абсолютного злодея?

– Его природа, – осторожно начал церковник, – в его силе. В силе, которая превышает все допустимые человеческие возможности. Именно благодаря ей он ставит перед собой такие цели, которые идут вразрез с нашей верой. А с такими людьми, увы, нельзя вести диалог, как это делает наше цивилизованное общество.

– То есть, все дело в какой-то там силе? – поразился констебль. – Но в чем же она заключается? Он что же, может бегать по волнам или способен сбить с ног сразу дюжину противников, как это умеют подводные полукровки?

Взгляд церковника изменился. Его лицо осунулось, позволив собеседнику разглядеть невероятную боль и усталость, которая гложет человека изнутри, словно неутомимый паразит.

– Его возможности безграничны, – тихо произнёс Праведник. – И беда, которую он может принести в наш мир, несопоставима ни с одной напастью. Именно поэтому мы можем сколь угодно молиться о спасении его души. Но все будет без толку. И неважно, простят ли его небеса или нет. Наша задача положить конец его опасному мытарству здесь и сейчас. Пока он не совершил еще большее злодейство.

Констебль коротко кивнул. Осторожно огляделся по сторонам и быстро щёлкнул кобурой: отогнул хлястик и прикоснулся к ручке револьвера. И пускай его движение не несло под собой никакого особого смысла, ему отчего-то стало легче. Совсем ненадолго, может быть, всего на пару минут, но все-таки легче. А потом на плечи вновь навалился груз ответственности. И даже если Праведник преувеличивал степень опасности, все одно, картинка вырисовывалась весьма и весьма скверная.

* * *

Первым констебля заметил юный изобретатель. Запутавшись в собственных мыслях, он случайно уперся взглядом в высокого стройного юношу, одетого в строгие темные брюки, белую рубаху с закатанными рукавами и темно-бежевый жилет. Но главной особенностью этого неброского костюма являлась широкая наплечная бляха с выбитыми на ней символами власти – трезубец и чайка, парящая над волнами. Ян долго пялился на представителя береговой охраны, пока до него, наконец, не дошло, что тот, в свою очередь, внимательно смотрит в ответ. Казалось бы, ничего серьезного. Только вот незадача: констебль уже несколько минут не сводил взгляда с мрачного лица исхудавшего узника. Неужели он его узнал?

Изобретатель попытался прогнать тревожную мысль, но она, как назло, прилипла не хуже карванского репья. А в следующую минуту сомнения ушли прочь – их действительно заметили.

Переговорив с сопровождавшим его церковником, констебль уверенным шагом направился ко входу в кафе.

– Он нас вычислил! – придя в себя, всполошился Дорченский.

– Что? Ты это о ком? – не понял унд. Однако уже через пару секунд отыскал причину обеспокоенности приятеля и, не раздумывая, скомандовал: – Живо! Уходим!

Узкий проход между ровными рядами столов был не самым лучшим маршрутом для побега. Но иного выхода не нашлось.

– А ну-ка стойте! А как же счет?! – Миловидная официантка, уперев руки в бока, преградила им путь. И словно грозная фурия насупив брови, протянула ладонь, желая стребовать с беглецов законную оплату.

– Понимаете… мы… вы… а там… – Дорченский указал на выход, возле которого мелькнула высокая фигура констебля.

Девушке хватило одного взгляда, чтобы все понять:

– Значит, вот оно что! – хмыкнула она и, схватив Кимпла за рукав, потянула на себя. – Надо было раньше сказать. Давайте за мной!

Если бы не помощь этой миниатюрной девушки, они точно бы попались в цепкие лапы закона. А если бы у нее не был подготовлен план отступления – то и распрощались бы со свободой. Официантка стала для них настоящим проводником в мире узких коридоров и ремонтных доков.