Слепой прыжок - Павел Балашов Страница 21

Зрелище было феерическим — «Ревель», изрядно закопченный после того, как Макс выжигал огнеметами растительность на нем, заходил на посадку. Неторопливо и степенно, как и подобало боевому кораблю, сияя в лучах светила, потихоньку сваливающегося к закату, еще не выпустив посадочные фермы, эсминец, ревя шифтами, плыл над космодромом.

— Отто, это тот самый корабль?

— Да, дружище. Это и есть «Ревель», эсминец Военно-Космических Сил Евросоюза. Он полвека пролежал на этой планете, а Макс его нашел. И, видимо, Леон его поставил «на ход».

— Потрясающее зрелище… — пробормотал молодой врач.

— Да уж, — Отто довольно улыбнулся, как будто он сам служил на этом корабле, — а ты что, Кай, никогда не видел, как садятся военные корабли?

— Я же говорил, мистер Лемке, я с Марса. У нас никогда не садились военные, это же запрещено.

Лемке кивнул, вспомнив давний, времен Первой Колониальной, запрет Генеральной Ассамблеи Space Unity для военных кораблей всех держав — никогда, ни при каких обстоятельствах, не совершать посадку на Марс, Венеру, Меркурий, Европу и Плутон. Чем был продиктован запрет — оставалось непонятным, но он существовал. Видимо, земные правители, протолкнувшие этот странный закон, опасались вспышек сепаратизма в колониях Солнечной и захвата возможными нарушителями спокойствия военных кораблей. Ведь единственными возможными точками посадки в Солнечной остались Земля и три межорбитальные базы — Индепенденс, Рагнарок и Китеж. А там, на межорбитальных базах, и проводилась дозаправка и мелкий ремонт военных кораблей Солнечной.

«Ревель» на секунду завис прямо над поверхностью, потом развернулся десантной аппарелью к базе и опустился на пластобетон космодрома. Шифты его замолкли в тот же момент, как опоры коснулись поверхности. Аппарель распахнулась почти беззвучно, и стал виден Дурень, устроившийся внутри. Кай охнул, а Отто попробовал с ручного коммуникатора вызвать Макса.

— Слушаю.

— Здесь Лемке. Макс, что это все значит, что за спектакль?

— Тебе понравилось? Мне — так очень. Леон привел корабль в чувство, он вполне способен летать, Отто. Кстати, здесь еще и сохранился полностью рабочий бортовой комп. Так что «Ревель», если власти ЕС захотят, еще вполне может послужить людям.

— Отрадно это слышать, командир, — почти прошептал Отто в коммуникатор, сдерживая в горле подступающие слезы. Отставного капитана ЭК проняло до глубины души. Он повернулся к криобоксам, подошел к одному из них и, прекрасно понимая, что человек внутри его еще не способен слышать, пробормотал себе под нос: «Просыпайся, друг. Твой корабль ждет тебя, друг». Потом Лемке сообразил, что это может быть слышно в коммуникатор, но Заславский промолчал. Немец сглотнул и произнес четко и внятно: — Макс, я жду тебя на базе. Конец связи, десять-четыре.

— Десять-четыре, — и коммуникатор замолчал.

Макс выключил связь, кивнул каким-то своим собственным мыслям. Потом отстегнул ремни, встал из ложемента, повесил винтовку на плечо и, не торопясь, спустился по винтовому трапу вниз. Дойдя до центра рубки, он остановился, запрокинул голову и застыл в этой позе.

— Капитан? — В голосе бортового интеллекта проскользнуло удивление.

— Что такое?

— С вами все в порядке, Максим Викторович?

— В полном, Ревель, в полном. Есть к тебе просьба.

— Слушаю, капитан.

— Пусть уборщики аккуратно перенесут останки всех, кто был на борту, в неработающие криобоксы. Хоть они и не работают, но не дело останкам военных космонавтов валяться где придется.

— Есть, капитан.

— Да, если сможешь произвести точную идентификацию останков — составь отдельный список. И продублируй на резервных носителях два раза.

— Есть, капитан.

— Пока все. Я покину сейчас борт. Леону поможешь, чем сможешь?

— Так точно, Макс. Не подведу, — в голосе Ревеля проскользнули уставные нотки, и Макс в очередной раз отметил, что программисты, поработавшие над созданием ИскИна на этом эсминце, были высшей пробы профессионалами. Даже интонационный рисунок смогли вложить, а главное — смогли вложить в машину эмоции. Или… Или Заславского уже понемногу начинает разбирать нервная усталость, и «нотки» в голосовом адаптере бортового компьютера уже чудятся. Заславский решил не доводить самого себя, кивнул Леону Аскерову и вышел из рубки, направившись в десантный трюм.

Дойдя до Дурня, он быстро залез внутрь и выкатил танк наружу. Объехав вокруг «Ревеля», Макс припарковал танк между эсминцем и входом на базу. Он и сам не смог бы ответить на вопрос, зачем он поступил именно так и чем обусловлено место парковки, но вдруг ему именно такой расклад показался нужным и правильным. Маленькое свербящее изнутри чувство тревоги проснулось и с новой силой начало мучить отставного майора Заславского М. В.

Дверь базы открылась, и на пороге показались Елена и Лань. Обе женщины с восторгом взирали на «Ревель», поскольку были уже наслышаны от троицы о загадочном эсминце, но Макс вполне ясно обрисовал ситуацию, озвучив количество охранных киберов и строго запретив кому-либо из не имеющих допуска подходить к кораблю ближе, чем на триста метров. Да и, если честно, Каю было не до того, а ни Елена, ни Лань не были настолько заинтересованы этой находкой. Зато сейчас женщины вышли наружу посмотреть на корабль, полвека пролежавший на грунте, но при этом способный еще летать.

Следом вышел Отто, уже вполне взявший себя в руки и не позволяющий сентиментальным чувствам брать верх над железной немецкой волей. Он подошел вплотную к «Ревелю», положил свою руку на одну из посадочных опор и просто молча застыл. Как будто отдавая дань памяти всем тем членам экипажа, кому не судьба оказалась проснуться из криосна.

Кая видно не было. Марсианин рассудил для себя, что в ближайшие несколько часов корабль точно никуда не денется, а вот за пробуждающимися надо наблюдать. К тому же ну что такого в этом эсминце? Старье, списаны такие были, наверное, еще до рождения Кая. А самое ценное в корабле — это его экипаж, а экипаж сейчас в медблоке. Так что никуда корабль не денется, еще будет возможность его посмотреть, думал Арро.

Макс вылез из Дурня, подошел к Отто:

— Видишь, все не так плохо. Там надо было только реактор запустить.

— Докладывать в Эствей будешь?

— Нет. Это не их дело. Юридически — не их. А вообще, вот проснется его экипаж, поговорим с ними, там дальше будет видно.

— Там того экипажа, Макс… Сам же знаешь.

— Ничего, ничего. К моменту, когда я до «Ревеля» доехал, Леон уже вписал себя в бортовую роль стармеха, а когда я вошел в рубку, объявил, что капитан на борту. А у этой машины очень послушный ИскИн. А главное — умный и без лишних слов все понимает. Представь себе, у него своя энергонезависимая память и своя силовая установка. Он прекрасно отдает себе отчет, что пролежал на планете пятьдесят три года, и что мы его нашли, и что спасли остатки его экипажа.