Император открывает глаза - Дмитрий Колосов Страница 21

Через мгновение все было кончено. Странник склонился над мертвецом и внимательно осмотрел его. Обычный человек, неотличимый от мириадов других обитателей Кемта, если не считать…

Странник задумчиво хмыкнул. На безымянном пальце мертвеца красовался странного вида перстень, изображавший льва, разрывавшего обернувшуюся кольцом змею.

После недолгого раздумья странник завладел этим перстнем, для чего ему пришлось отсечь мертвецу палец. Затем пришелец продолжил путь. Еще несколько шагов, и он очутился у двери, некогда темного, а теперь сделавшегося неопределенным, цвета. Он постучал, и та тут же отворилась, словно этого стука ждали. Странник шагнул внутрь, очутившись в небольшой полутемной комнатке с обстановкой на редкость скудной. Помимо грубо сколоченного, низенького стола глаз различал в полумраке три невысоких же табурета, да еще статую из серого, под цвет стен, известняка, едва угадывавшуюся в нише. Статуя эта была очень древней, и время не пощадило ее, стерши черты не только лица, но и фигуры. Теперь изваяние более походило на столп, что ставят в честь Гермеса иль Шивы.

Вот и все. Да, еще мы забыли упомянуть хозяина, но право, его не сразу можно было приметить. Облаченный в серые блеклые одежды с серым, стертым лицом, неподвижный, он был почти неразличим в пыльном полумраке. Но у странника был зоркий взгляд, он сразу признал того, к кому шел. Странник кивнул хозяину, тот отвесил поклон, почтительный, но вместе с тем не раболепный. После этого он жестом предложил гостю следовать за ним. Тот повиновался и очутился в другой комнате, разительно отличавшейся от предыдущей. Пространство здесь заливали солнечные лучи, потоками вливавшиеся через три широких окна, мебель была самого лучшего качества, в дальнем углу высилось великолепное изваяние. Ослиная голова бога, с редким мастерством высеченная из черного базальта, бесстрастно разглядывала людей.

Странник устроился в одном из удобных, с выгнутой спинкой кресел, с видимым удовольствием вытянув припорошенные пылью ноги. Тем временем хозяин дома затеплил благовонную свечу перед изображением божества – мрачного Сета.

– Как дела, Омту? – спросил странник.

– Как всегда, хозяин, – ответил человек с серым лицом.

– Значит, хорошо.

– Ты же сам учил, что не может быть ни хорошо, ни плохо. Существование определено тем, что посередине.

– Философ, мать твою! – хмыкнул странник. Был он уже в возрасте, и лицо бороздилось морщинами, но в золотистых, почти рыжих глазах играли по-молодому задорные искорки. – Неподалеку от твоего дома лежит труп. Похоже, адепт Бегущего времени. Его перстень.

Гость продемонстрировал добычу. Собеседник внимательно изучил ее, после чего бросил:

– Послушник. Под змеей – вертикальный штрих – время, не полагающее о вечности.

Эта информация не больно-то заинтересовала гостя. Он лишь спросил:

– Как он узнал меня?

Хозяин пожал плечами.

– У нас не любят людей с такими лицами.

– Убери! – велел гость, не интересуясь, что означает «с такими лицами». Омту молча кивнул. – Ты знаешь, зачем я пришел?

Омту кивнул вновь.

– Посоветоваться с Оракулом.

– Правильно. Тут завертелись любопытные дела. Мне надо кое-что узнать. – Омту вновь кивнул. – А пока я хочу перекусить и отдохнуть.

– Да, хозяин.

Моментально, словно по волшебству, был накрыт стол. Еда была без изысков, но обильная. Были тут и мясо, и рыба, и сладости, и, конечно, вино, в этих краях довольно необычное на вкус. Пока гость насыщался, Омту уладил дела с мертвецом. Когда Омту вернулся, гость уже отдыхал, ибо шел всю ночь. Омту разбудил странника, когда солнце уже катилось к горизонту. Странник поднялся, омыл лицо и руки, наскоро перекусил, после чего вместе с Омту покинул дом.

Путь был недолог. Путники оставили город и по дороге направились прочь от реки. Скоро закончились поля, питаемые плодородными водами Хапи. [18]Потянулись кустарники, потом закончились и они, уступая место пустыне. Странник потянул ноздрями, с жадностью втягивая в себя таинственный и сладкий пустынный воздух. Он любил пустыню, он любил море, он любил горы. Он любил природу, что сродни стихии.

Дорога, по которой шли Омту и его гость, постепенно сужалась, пока не превратилась в тропинку, едва различимую. Потом исчезла и эта тропинка, но Омту шагал уверенно, без колебаний выбирая путь между барханами. Наконец он замедлил шаг и указал на смутно виднеющееся в потемках нечто. Это был полуразрушенный пилон некогда существовавшего храма. И мало кто знал, что храм существовал и десять, и двадцать и даже сто веков назад, что он был воздвигнут теми, кого поглотили безжалостные волны Атлантики. Глаза странника затуманились, он вспоминал… Он помнил этот храм, он много что помнил.

– Вот здесь я подобрал Гиптия, – шепнул он. – Его приказал убить Омту. Омту… – Странник с усмешкой покосился на своего спутника. – Омту, а ты какой по счету?

– Триста шестьдесят восьмой.

– Триста шестьдесят восьмой, – повторил странник. – Счет веков, ведомый по Омту! Занятно! А кому ты служишь, Омту?

Вопрос не понравился серому человечку, что-то дрогнуло в его лице.

– Оракулу Сета, – ответил он, и в блеклых глазах мелькнуло подобие скользкой усмешки.

– Но ведь Оракул кем-то создан. Кем?

– Сетом.

– А кто такой Сет? – продолжал настаивать гость.

– Бог, – ровным голосом ответил Омту.

– Любой бог – есть обретший силу человек. Как зовут этого человека?

– Не знаю, – сказал жрец.

– Знаешь! – не согласился странник. – Ты много знаешь, Омту.

На этот раз Омту не стал спорить.

– Не один ты обращается с вопросами к Оракулу. В этих краях хватает юношей, жаждущих послужить Сету.

Гость кивнул и сделал шаг вперед.

– Ладно, пойдем.

Сквозь щель между колонной и обрушившейся балкой люди проникли в присыпанные песком и временем развалины. Омту извлек из неприметной щели между камнями заблаговременно припасенные факелы. Пропитанные земляным маслом волокна вспыхнули при первом же ударе кресала. Факелы загорелись ярко и ровно, залив почти ослепительным светом ограниченное камнем пространство. Держа факел перед собою, Омту направился вниз, вглубь земли.

Поначалу им пришлось почти ползком пробираться между нагромождениями каменных обломков, но вскоре проход стал шире, затем он начал ветвиться. Жрец безошибочно выбирал нужный путь, пока дорогу не преградила ровная, без единой шероховатости, словно отполированная стена. Омту прикоснулся к ней крепкой сухой ладонью, и стена подалась в сторону, пропуская путников.