Пушкарь - Юрий Корчевский Страница 21

В один из вечеров внезапно, как это и бывает, ко мне домой на возке подъехал боярин, которого я оперировал пару месяцев тому назад с парапроктитом. После мы сошлись, несколько раз встречались на застольях или торгу. Звали его Никифор Артемьевич. Степенно сошел он с возка, отдуваясь в меховой шубе, чинно поприветствовал:

– Нужда привела к тебе, лекарь, выручай. К князю посол французский пожаловал, проездом из Москвы, да занедужил сильно, князь попросил тебя приехать, попользовать болящего.

– Ладно, что ж не поехать, коли князь зовет.

Собрался я споро, Прохор уже запряг мой возок и положил в него сумку с инструментами. Доехали быстро. Изба посольского приказа располагалась рядом с Кремлем. На широкой кровати, на мягкой перине лежал крупный мужчина в атласной рубашке с кружевами, мокрым от пота лицом. Рядом вертелся чернявый сухой мужчина неопределенных лет – толмач. После приветствия и осмотра я пришел к неутешительному диагнозу – ущемленная паховая грыжа. Надо оперировать, еще вопрос – выживет ли после операции, но без нее – гарантированная смерть. Все это я втолковывал переводчику, боярин Никифор Артемьевич стоял рядом, его глаза беспокойно перебегали с меня на посла и обратно.

– Не дай бог, у нас в Рязани преставится, царь Михаил Федорович осерчает. Помоги!

– Да как я могу помочь, если больной не решается оперироваться.

Кое-как с помощью переводчика и сам кое-где по латыни, а где жестами я попытался объяснить послу положение вещей. В ответ услышал, что болезнь эта у него давно, при увеличении грыжи он сам вправлял ее и состояние улучшалось, но этот приступ не проходит и попытка вправления не удалась.

– Решайте, – бросил я и уселся на лавку.

После долгих и бурных переговоров посла, боярина и переводчика посол все-таки согласился на операцию. Я распорядился везти его в госпиталь. По распоряжению Прохор привез в госпиталь двух помощников, еще одна была на месте – дежурила.

Операция прошла трудно – часть ущемленного кишечника омертвела, пришлось резецировать, наркоз на опиуме был слабоват для брюшных операций, инструмента не хватало.

Посол, правда, оказался мужиком крепким, очнувшись, часов через шесть попросил вина. Я разрешил дать разбавленного. Мои помощники и я трое суток не отходили от постели. Ученики мои видели ход операции, помогали выхаживать. Когда кризис миновал, я позволил себе уйти домой отоспаться, отослав также и двух помощников, наказав в случае ухудшения состояния прислать посыльного ко мне домой. Ночь прошла спокойно.

Утром, приехав в госпиталь, я был немало удивлен: пациент сидел на кровати и кушал, вернее, его кормила моя ученица. Вроде дела пошли на поправку.

Сделал перевязку – рана была сухая, с грануляциями, заживление шло хорошо. К пациенту стали допускать его спутников. Пришел боярин из посольского приказа. Еды и вина нанесли на неделю, только куда это без холодильника?!

Крепкое здоровье было у француза. Даже в мои дни не каждый пациент мог выздороветь после ущемления грыжи, к сожалению.

Через неделю пациент уже ходил, и я планировал вскорости снять швы. За эту неделю мы разговаривали на смеси латинского, русского, нескольких знакомых мне французских слов и остатков институтского английского. Посол оказался умен, образован и общителен, и не дурак выпить. С его слов я понял, что обращался он к разным врачевателям в разных городах и странах, но никто ему не мог помочь и только здесь – в варварской России – нашелся, о, великий лекарь!

– Я обязательно расскажу о вашем искусстве царю Михаилу Федоровичу, а также в Париже и Лионе, куда отправлюсь после выздоровления.

Вскорости я снял швы и, предупредив о дальнейшем образе жизни, распрощался с ним.

На следующий день гонец от князя попросил меня прибыть к нему. Обычно серьезный князь был весел, за столом стояли кувшины с вином, обильная закуска.

– Молодец, лекарь! Утерли послу нос, будет знать, что и у нас в России есть светлые головы и умелые руки. Перед царем Михаилом Федоровичем не срамно, не осрамил княжества моего перед иноземцем. Садись со мной за стол, отпей вина доброго.

После нескольких осушенных кубков князь спросил, что желаю. Просьб у меня не было.

– Слышал я, госпиталь ты организовал, учеников себе взял, это хорошо, по-государственному мыслишь, не все так могут, даже потомственные дворяне, только о кармане своем пекутся. Ежели нужно чего, скажи – своей властью решу.

Я вежливо поблагодарил и откланялся. Как говорили на службе в армии: «Длинная дорога вокруг начальства короче прямой».

И снова потянулись будни – я постепенно начал осваивать более широкий круг операций, да и от помощников стал получать чувствительную помощь. Оперировать – дело важное, но выходить больного не менее ценно. Кстати, зуд изобретательности у меня не прошел, и многие купцы или ремесленники пользовались моими придумками: по усовершенствованию колясок, лесопилки, мне даже пришлось дать совет по улучшению работы водяной мельницы, производительность которой и тонкость помола возросли. Я потихоньку становился обеспеченным человеком – не богатым, но мог не думать о хлебе насущном, да и на челядь и помощников тоже приходилось тратить изрядные суммы. Так, в трудах и заботах прошел год моего пребывания в новом для меня мире.