Радио Хоспис - Руслан Галеев Страница 21

Стас, зевая, осмотрелся. Ему нравилась эта нора. Письменный стол с лампой под зеленым абажуром (куплена на гаражной распродаже за копейки у какого-то обанкротившегося дельца). Книжная стойка, забитая стопками музыкальных и автомобильных журналов, детективных комиксов в духе нуар и какими-то безделушками из серии «рука не поднимается выбросить». Две книги на стойке – «Алиса в Хулливуде» Кемпбелла и «Люблю мой «Смит-Вессон» Боукера – Стасу не принадлежали, он предпочитал пользоваться библиотекой Управления, где среди прочего можно было найти неплохие запрещенные книги. Пользоваться служебным положением в личных целях иногда бывало не только приятно, но и весьма полезно. Вместо гардероба Стас использовал встроенный в нишу турник, на котором висело несколько вешалок с двумя костюмами, практически неношеным мундиром, десятком рубашек и галстуками. Под турником на старом табурете были сложены футболки и трусы, а под табуретом стояла обувная коробка, в которой Стас хранил носки. Придвинутый к столу, стоял купленный на той же распродаже чрезвычайно удобный стул с подлокотниками. Ну и, собственно, раскладное кресло-кровать… Вот и вся обстановка. На пожелтевших, доставшихся еще от прежнего хозяина (если не вообще с довоенных времен) обоях висели киноафиши («The outsiders», «Касабланка», «Одиночка») и календарь с восходящей кинодивой, имя которой Стас никак не мог запомнить, хотя задницу эту узнал бы из тысячи. Под потолком лениво толкал застоявшийся воздух вентилятор. Обычная холостяцкая берлога устоявшегося в жизненных приоритетах человека.

Кресло-кровать жалобно скрипнуло, когда Стас решительно вскочил на ноги. Он попытался вспомнить, когда последний раз собирал этот агрегат в положение «кресло», но потом плюнул. Критически осмотрел не менянные больше двух недель простыни, решил, что необходимо сменить, но не сейчас. Потому что портить такое утро хозяйственными проблемами было кощунственно. Шлепая босыми ногами по полу («Стоило бы подмести этот пляж… завтра, например»), Стас вышел на кухню, выгреб из-под груды немытой («Завтра-завтра…») посуды турку и решительно зажег конфорку. В окно его кухни, зажатой между кухнями 32-го и 34-го этажей, легко заглядывало небо, которое сегодня не ослепляло обескураживающей белизной, а было всего лишь ярко-голубым с редкой перистой поволокой. Стас воткнул в розетку телевизионную вилку. Экран мигнул белой точкой, которая неторопливо расползлась, превращаясь в изображение. По первой, как обычно, шла аналитическая программа «Лисьими тропами», но несколько щелчков переключателя устранили эту чуждую деталь текущего утра. По второй крутила не вполне оформившимися бедрышками какая-то старлетка с вытравленными пергидролем кудрями и старательно подражала кукольному вокалу Мэрилин Монро. Получалось не то чтобы очень, однако аляповатая заставка на заднем плане с причудливо выгнутыми словами «Алло, мы ищем таланты» многое объясняла. По третьей двое скучнейшего вида граждан с очками в пол-лица и неохватными плешами на головах обсуждали теоретическую возможность очередного финансового спада в связи с введением нового налогового законодательства. Стас поморщился и вернул переключатель на вторую программу. Старлетку сменил робкий юноша в полосатой рубашке с галстуком-бабочкой, намеревающийся пройти по горлышкам составленных в ряд бутылок шампанского. Уже на третьей бутылке он оступился. Стас усмехнулся и принялся за кофе.

* * *

Он припарковал «Студебеккер» на частной стоянке в десяти минутах ходьбы от Речного вокзала. Хмурый негр, длинный и тощий, молча принял плату и выдал жетон с номером места. После чего отвернулся и погрузился в чтение. Стас приподнялся на цыпочки, чтоб заглянуть за высокую стойку. Ему стало интересно, что такое может читать хмурый негр с автостоянки. Негр читал «Бесов» Достоевского. При этом на запястье руки, которой он перелистывал страницы, имелась татуировка одной из окраинных банд. Стасу она была знакома, поскольку полтора года назад, еще работая водилой, он участвовал в налете на владения банды. За баранкой «Плимута» их главаря сидел настоящий ас, словно сошедший с кинопленки фильма «Водитель», и Стасу с коллегами пришлось сильно поднапрячься, прежде чем они смогли зажать его в тупике. Потом была недолгая перестрелка. Водила умер на месте – одна из пуль разнесла ему череп. А главарь выжил и после непродолжительного, но весьма эффективного лечения в тюремной больнице был отправлен на угольную шахту Периферии. Говорят, продержался почти полгода – рекорд для тех мест.

Банда так и называлась – «Бесы»…

На мгновение утро стало чуть менее жизнерадостным. Стас вспомнил, с каким упоением и восторгом описывал ту погоню в письме отцу. И как получил вскоре ответ, в котором Анатоль Бекчетов в свойственной ему сдержанной манере писал, что уважать врага и восхищаться им – привилегия благородных людей, получивших достойное воспитание. Особенно если при этом они не забывают, что враг остается врагом, несмотря на все восхищение им и уважение к нему.

Всего полтора года назад с Периферии еще приходили письма. Полтора года назад с Периферии было кому писать. Сегодня обжитая территория ушла вглубь на несколько километров. Вглубь от Стены. А по Периферии передвигались только патрульные машины да шарили прожектора со Стены.

Весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро Стас не вспоминал об отце. Но он понимал, что Скальпель был прав: это не пройдет. Рано или поздно что-то напомнит. Надо учиться жить с этим, учиться принимать мгновения, когда в памяти всплывают вот такие эпизоды.

Стас запер «студ» и быстрым шагом покинул стоянку. До прибытия парохода оставалось полчаса. Можно успеть пропустить стакан кофе в местном буфете.

* * *

«Черкес» был огромен. Он возвышался белой стеной над причалом, и по трем сходням (для трех категорий пассажиров соответственно) шли и шли люди. Потоку этому, казалось, не будет конца. Гигантское пароходное колесо было на треть утоплено в воду, а по виднеющимся лопастям винтов сбегали целые ручьи. Но бо€льшая часть гребного колеса скрывалась за полукруглым кожухом из металла, на котором причудливым шрифтом было выведено название корабля и компании-владельца. Белые колонны труб с красными кольцами равнодушно смотрели в небо, а многочисленные палубы были обвиты ажурными поручнями. «Черкес» был красив и грозен одновременно. Одна мысль о цене на билет пугала Стаса до зубной боли.

Откуда-то, то ли с верхней палубы «Черкеса», то ли с крыши Речного вокзала, громыхала многократно усиленная невидимыми динамиками мелодия гимна Объединенного Человечества «В едином порыве». Жуткая бравурная чертовщина, как считали Стас и большинство их тех, кому он мог смело высказывать свои мысли. Да и нынешнее название государства вызывало вопросы. Например, Арчи считал, что правильнее было бы называться Сбившимся В Кучку Остатком Человечества, Готового Наложить В Штаны При Мысли О Том, Что Творится За Стеной. А Скальп тогда с пьяной серьезностью заявил, что государство непременно назвали бы именно так, но получившаяся аббревиатура абсолютно непроизносима, даже на трезвую лавочку…

Стас стоял, прислонившись к стене, у служебного входа в здание вокзала, зная, что рано или поздно Алиса Картрайт пройдет мимо него. В кармане пиджака лежала фотография дочери покойного, но Стасу она была ни к чему. У девушки было симпатичное лицо, не совсем характерное для тех, что сверкали теперь с большинства плакатов и афиш. Не было стандартных пухлых щечек и маленьких губ, не было и намека на мягкость форм. Острый, слегка курносый нос и веселые, вневозрастные морщинки в уголках глаз наводили на мысль о добронравии, но несколько раскосые, с льдинкой глаза говорили о том, что добрый нрав легко может смениться расчетливой яростью. Черты ее лица были непривычны, и славянские скулы заметно выделялись, но это не портило общей картины, просто делало красоту Алисы Картрайт необычной. Нестандартной…