Последний рыцарь короля - Нина Линдт Страница 21

– Отлично, вместо одного ненормального теперь их двое, и никто не знает, чем закончится это дело. Мы путешествуем во времени с двумя психами, которые сами не знают, что будет дальше. Да еще заставили меня быть женой этого грязнули, – Катя прибиралась в комнате, собирая кожуру от фруктов, съеденных Вадиком со своей кровати и столика. В плавании мы отвыкали от постоянного внимания слуг, поскольку Николетта часто чувствовала себя плохо и не могла уследить за порядком в каютах.

– Ну, тебя же никто не заставляет спать с ним, – заметила я.

– Не заставляет?! – воскликнула Катя. – Да меня сегодня отец Джакомо ласково наставлял, что как послушная жена я обязана спать с мужем, исполнять свой долг – представляешь, этот урод на исповеди сказал, что я ему часто отказываю!

Я засмеялась. У Кати было такое негодующее выражение лица, она была страшно обижена, а я на миг представила ухмыляющееся лицо своего однокурсника на исповеди, рассказывающего святому и наивному отцу Джакомо о трудностях в личной жизни. Катя потом еще долго на меня дулась за этот смех, и мне с трудом удалось загладить свою вину, отчитав Вадика за донос.

Наконец на горизонте темной неровной полосой появился берег Кипра. Для меня это был день страха: я боялась представить, что меня ждет на этом острове, и вместе с тем – облегчения, поскольку Анвуайе серьезно достал меня своими грубыми ухаживаниями. Молчаливому Августу не понравилось чрезмерное внимание Селира ко мне, временно исполняющей обязанности донны Анны.

– Донна Анна была так холодна с ухажерами, что они либо отступали, не надеясь на взаимность, либо осаждали ее, полагаясь на то, что их упорство сломит неприступность, – сказал Август, в очередной раз уводя меня от Анвуайе и наблюдая за увеличением острова на горизонте.

– Вы не представляете, Август, как иногда хочется послать этого Анвуайе, ввести его в ступор десятком бранных словечек и жестами доказать ему, что он меня достал и… ох, когда все закончится, я ему на прощание что-нибудь устрою!

– Вам трудно держать себя в руках, – заметил Август, улыбаясь. – Вы горячи, как южанка.

– Просто не представляю, как донна Анна сдерживала себя! Иногда мужчины этого времени доводят меня до белого каления!

– Она умела владеть собой. Порой это играло не в ее пользу, она слыла холодной женщиной, и мало кто догадывался, какие страсти кипят под этой невозмутимой скромностью. Но она воспитала в себе сдержанность скорее из бунтарства. Она любила бросать вызов самой себе.

– Вы хорошо знали донну Анну? – спросила я его.

– Лучше, чем кто-либо. Она была удивительно чистым созданием, и тем более возмутительным кажется то, как поступил с ней муж. Пойдемте, – сказал он, беря меня под руку, – к острову мы причалим только к вечеру, а Герцог хочет дать вам еще несколько ценных указаний.

– К вечеру? – не поверила я. – Да он же так близко!

Но корабль действительно вошел в порт только к вечеру. Мы смотрели на берег, пытаясь разгадать в его очертаниях, что нас ждет.

– А подзорной трубы у вас не найдется, Герцог? – спросил Вадик, устав напрягать глаза.

– Простите, друг мой, но монах Роджер* еще только придумывает линзы, – невозмутимо ответил ему Герцог. Катя засмеялась.

Матросы суетились, передавая друг другу команды капитана хриплыми криками. Слышалась возня рыцарей и слуг позади нас: они готовились сойти на берег.

– Переночуем в Лимассоле, наутро отправимся в Никозию. Нужно будет прибыть туда раньше или одновременно с остальными, иначе появление донны Анны может и не стать грандиозным сюрпризом для Висконти.

Август и Вельф д'Эсте переглянулись, словно еще раз убеждаясь в обоюдной решимости продолжать маскарад. Они-то, может, и были уверены, а вот я… я-то знала, что на меня ляжет самое тяжелое: 24 часа постоянной игры, импровизации, уверток, лжи. Ну да ладно, осталось еще немного, и я буду дома…

– Знаете, что самое забавное? – вдруг спросила я. – То, что Артур все это время спокойно спит на диване и не подозревает, где мы и что переживаем.

– Да! – засмеялась Катя. – Повезло ему! А вдруг он нас во сне видит?

– Ну, это вряд ли, – сказал Вадик, разглядывая свой щит, – он никогда не поверит, если мы ему расскажем, я сам не верю, что я здесь. Все это настолько необычно!

– Зато я верю! Всякий раз комнату убираю и верю, что ты опускаешься до уровня этих громил в жестяных доспехах, разбрасываешь вещи, объедки и не думаешь, что за тобой некому убирать! – наконец нашла возможность возмутиться Катя.

– Ты прям как моя мама: «Уберись в комнате, уберись в комнате!» Да ну вас! Вот эти времена – вот это я понимаю – ни уборки, ни проблем. Никому не придет в голову заставлять рыцаря убираться, потому что для этого есть слуги.

– Ну, начнем с того, что рыцарями не рождаются, ими становятся, – заметил Август. – Своих сыновей отцы отсылают к знакомым рыцарям на учебу. Сначала мальчик служит у рыцаря пажом и убирается у него в комнатах, прислуживает за едой, даже выносит ночные горшки и служит посыльным. Заодно он наблюдает за своим хозяином, за людьми, которые к нему приходят, учится говорить так же, как они, перенимает их манеры. Если рыцарь доволен службой своего пажа, то он делает его оруженосцем. Оруженосец начинает обучаться военному делу, сопровождает рыцаря в походах, у него появляется свой собственный меч. И только потом, если рыцарь убежден, что его оруженосец станет в будущем достойным воином, оруженосец проходит ритуал посвящения в рыцари и отныне считается полноценным воином. Вот так, Уилфрид. Вы пока что не рыцарь, не сэр, а лишь человек со знатной фамилией.

– Было бы неплохо заставить тебя выносить ночной горшок, – мечтательно сказала Катя.

– Если только опрокинуть его содержимое на тебя, – расстроено ответил Вадик. Подобное нравоучение пришлось ему не по вкусу, он с надеждой посмотрел на Герцога, ожидая, что тот хоть как-то заступится за него, но Герцог промолчал. Мы все снова обратили свое внимание на берег Кипра.

На берегу звучала музыка, горели огни, в опускающихся сумерках все выглядело очень романтично и красиво. Вместе с нами в порт прибывало еще два корабля.

Народ на берегу волновался и шумел. Сверкающая огнями процессия двинулась навстречу лодкам, прибывающим к порту от другого судна.

– Да-а, встречают явно не нас, – разочарованно сказал Вадик, сразу потерявший к толпе интерес.

– Для нас это даже лучше, – заметил Герцог. – Нас не заметят.

В доме, где наша компания остановилась на ночь, мы с Катей впервые за время путешествия помылись. Вообще это мука мыть голову, стоя в дурацких кадках, поливаясь из кувшинов, но еще хуже отсутствие элементарной косметики, к которой мы так привыкли. Шампуни, бальзамы, душистые гели для душа – их очень не хватало. После мыла волосы были жесткими и непослушными, расчесать их было невозможно, кожа становилась сухой – хоть плачь! Кате еще было легко – у нее волосы прямые, а вот я наутро после мытья головы походила на одуванчик: кудрявые волосы торчали и пушились, доводя меня до истерики. Мы жаловались и плакали о своих волосах все утро, пока завтракали с нашими спутниками на свежем воздухе, сидя в большой открытой галерее каменного дома. Оливы и апельсиновые деревья в саду так и манили прогуляться в своей тени, и после завтрака, пока грузили наши вещи, мы с Катей прошлись босиком по траве. На острове было даже теплее, чем в Неаполе, на нас были надеты более легкие платья и неизменные манишки, которые в тот день были очень даже кстати, так как прикрывали художественный беспорядок на Катиной и прическу а-ля воронье гнездо на моей голове. Пока мы гуляли под деревьями, подошел Август. Здесь же, поставив высокий деревянный саквояж на каменный выступ в побеленной ограде, он пригласил нас осмотреть его содержимое: внутри рядами были выстроены глиняные и стеклянные сосуды разной величины.