ОСВОД. Хронофлибустьеры - Виктор Точинов Страница 21

Поспать удалось лишь четыре часа, хотя я с удовольствием пообщался бы с подушкой и вдвое больше, и втрое… Но не сложилось. Лучи взошедшего солнца протиснулись в узкую щель между занавесками, – и разбудили, угодив ровнехонько на мои веки. Перевернулся на другой бок, попытался задремать снова, не получилось: за окном, в кронах сосен, надрывался хор мелких пичуг, и хрипло вторили ему несколько соек.

Через несколько минут я понял, что больше не усну, с завистью посмотрел на безмятежно посапывающую Нейю (я продолжал мысленно называть ее так, Надеждой она становится для меня после свадьбы). Поднялся, бесшумно оделся и вышел из коттеджа на улицу.

Раннее утро было шикарное, но меня оно не радовало. С радостью променял бы все красоты просыпающейся природы на возможность подрыхнуть еще.

Ну и чем прикажете заняться? До совещания почти четыре часа, делать решительно нечего…

Издалека заметил Соколова, шагавшего к причалу с каким-то белым свертком под мышкой, и тоже направился в ту сторону, решив, что негоже на совещании клевать носом, а утреннее купание разгонит сонливость, – но был по дороге перехвачен Лернейской. Интересно, она спит хоть когда-нибудь?

– Решил окунуться, Дарк?

– Не окунуться, всего лишь искупаться. – Для постороннего моя реплика прозвучала бы странно, но Лернейская все поняла. – Устал вчера, толком не выспался…

– Да уж, видок у тебя не очень… Купание, боюсь, не поможет. Ладно, пойдем, окунешься по-настоящему, я проконтролирую. И сама разомнусь заодно.

Неожиданное предложение… Но отказываться грех, после двух трансформаций и впрямь стану как огурчик. И даже успею восстановиться к началу совещания.

– Но поплаваем в нормальной воде, – продолжила Лернейская. – Эта лужа (кивок в сторону берега) слишком мутная и слишком пресная. Бассейн сейчас пустует.

Не поспоришь… Прибрежные воды здесь кишат одноклеточными водорослями, видимость паршивая, да и соленость далеко не комфортная.

И мы направились к крытому бассейну. Пятидесятиметровый, построенный по типовому проекту, он отличался от других лишь тем, что заполнялся не хлорированной водопроводной водой, а настоящей океанской.

* * *

Когда я вышел из раздевалки, Лернейская была уже в воде, – во впадине, расположенной под десятиметровой вышкой с трамплином, виднелся какой-то массивный силуэт, но бликующая вода мешала разглядеть подробности. Ничего, сейчас нырну и все увижу… и ничего толком не пойму… и вскоре все позабуду. Туповат бывает Сергей Чернецов в ипостаси большой белой акулы, и делать логические выводы из увиденного не склонен. Такова уж плата за другие качества непревзойденного подводного бойца.

Нырнул прямо со стенки бассейна, привычно наполнил легкие морской водой, привычно почувствовал, как тело распадается на кусочки, на атомы, на элементарные частицы, – распадается и тут же собирается заново, но в иной конфигурации… Все как всегда.

Нет…

Не как всегда…

Все, ктулху побери, было иначе!

По бассейну плыл не тупой кархародон, не безмозглая пятиметровая машина смерти, – воду рассекал настоящий я, Сергей Чернецов, со всеми своими мыслями, желаниями и эмоциями…

И главной на тот момент эмоцией стало безмерное удивление.

На миг даже показалось: что-то пошло не так, трансформация не произошла или не завершилась. Однако с телесной стороной все было в порядке: на окружающее я взирал зрением кархародона, – обзор триста градусов, две непересекающиеся полусферы, все правильно, все так и должно быть… И в то же время неправильно! Я должен видеть кафель, которым обложены стенки бассейна, – но не должен сейчас знать его название!

Ощущал боковой линией присутствие Лернейской неподалеку, но не воспринимал ее ни как еду, ни как угрозу, а никак иначе кархародон живых тварей не воспринимает, не умеет… До сих пор таким: в теле акулы, но без деформации психики, – я бывал лишь в Мирах, но никак не в нашей реальности.

Желая проверить, как подчиняется кархародон человеческому разуму, я разогнался, вымахнул из воды, с шумом и плеском рухнул обратно. Полный порядок, двигательные рефлексы акулы остались при мне, не надо задумываться о том, как выполнить то или иное движение, все происходит на автомате.

«Ну что, Дарк, понравилось?» – мысленно обратилась ко мне Лернейская.

Я не стал отвечать, сочтя вопрос риторическим… Заложил пируэт, и наконец сумел рассмотреть ее, раньше было не до того, слишком увлекся исследованием собственного тела, управляемого нормальным человеческим мозгом.

Она распласталась на пятиметровой глубине, раскинула щупальца по дну. Сегодня госпожа вице-директор выступала не в ипостаси гидры-переростка, – приняла облик гигантского глубоководного кальмара, вид я определить не сумел. Неприятная на вид зверюга: после памятной встречи с Тангароа-осьминогом у меня появилось предубеждение против огромных головоногих.

«Теперь понял, от чего отказался? Я могу с расстояния до десяти километров удерживать твой разум в человеческих кондициях».

Я вновь ничего не ответил.

* * *

Совещались в узком кругу лишь те, кто имел отношение к безопасности и оперативной работе: два вице-директора и два начальника отделов.

Мы с ЛБ и Соколовым в три пары глаз вопросительно поглядывали на Лернейскую: когда, дескать, выложит проанонсированные новости о флибустьерском галеоне? Но она пока молчала, предоставляя мужчинам право высказаться первыми.

Ротмистр доложил о поступивших от экспертов предварительных результатах, и они не впечатляли. Все образцы крови, пролившейся на «Котлине», принадлежали людям. Но без долгих ДНК-тестов (попробуйте-ка для начала хотя бы собрать образцы для сравнения у близких родственников трех с половиной сотен человек) не определить, пострадал ли при атаке кто-то из нападавших. Вчера в разных местах теплохода обнаружили несколько гильз от девятимиллиметровых «Ижей», штатного оружия сотрудников безопасности судна, и, возможно, телохранителей присутствовавших ВИП-персон. Так что попытки сопротивления были, но насколько успешными они оказались, не ясно.