Античеловек - Дин Кунц Страница 21

Я был таким уставшим и издерганным, что заснул, не раздеваясь, и благодаря этому мог теперь подскочить к окну, не теряя ни секунды. Я подышал на стекло и прижался к нему лицом, но, увы, ничего не увидел. Наблюдательная позиция была слишком уж невыгодной: небо было загорожено отчасти утесами, отчасти высокими соснами. Я бросился в гостиную, к окнам, которые выходили на площадку перед домом. Оттуда я действительно увидел вертолет. Он находился футах в ста от нашего домика и висел на высоте в сто пятьдесят футов. На борту у него красовалось изображение глобуса, а поверх него – большие зеленые буквы "ВП": символ вооруженных сил Всемирного Правительства.

К счастью, это был не транспорный вертолет, а всего лишь разведывательный.

Он описал полукруг, полетел вдоль холма к его подножию, начал было подниматься над следующим склоном, но потом внезапно повернул обратно, сделал круг над нашим домиком и быстро полетел прочь. Я понял, что мы обнаружены. Буран закончился вскоре после того, как я выходил в последний раз, и мои следы не успело замести.

Шум вертолетного двигателя сделался тише, а потом и вовсе заглох.

Наше время истекло.

Я посмотрел на снег: красноречивые следы, уродливые темно-красные пятна лосиной крови, застывшие красные лужи... Меня буквально затошнило от этих наглядных свидетельств моей вчерашней кровавой пирушки со смертью. И в то же время это казалось абсолютно необходимым. Я втянулся: стрелял, рубил на части, тащил в хижину – и так до полного изнеможения. А в результате, когда человек просто посветил на меня фонариком, я рефлекторно схватился за ружье.

До этого охота всегда была для меня спортом, приятной возможностью испытать свое искусство стрелка. Но убийство теплого кролика или лося с мягкими губами – это совсем другое. Птицы-то что: комок перьев, клюв и когти. Их даже трудно считать живыми, так много в них от механической конструкции. Но вчерашнее избиение обрушилось на настоящие живые существа, со своими чувствами и эмоциями. Нет, такая охота не по мне. У меня мелькнула мимолетная мысль: а не Он ли каким-то образом спровоцировал мою внезапную вспышку кровожадности?

Я пошел к погребу, на ходу обдумывая положение вещей. Он сейчас не в состоянии повлиять на ситуацию – Он неподвижен. Возможно, я не правильно истолковал маневр вертолета. Возможно, они ничего не заподозрили. Нет, не нужно заниматься самообманом. Появление раненого снова привлекло внимание властей к парку. Я взял ружье, зарядил его, проверил, много ли стрелок осталось в наркопистолете. Потом я поставил стул к окну, сел и принялся ждать. Я обещал, что выиграю для Него время, чтобы Он мог закончить свои изменения. Я должен увидеть, что у него получится.

Я попытался отвлечься от мыслей об убийстве, убедить себя в том, что я всего лишь выполняю свой долг. Долг. Долг. Долгдолгдолгдолг... Это слово шныряло у меня в мозгу, словно крыса в лабиринте, пока окончательно не потеряло смысл. Долг. Разве мой долг состоит не в том, чтобы попытаться предоставить человечеству шанс получить бессмертие? Разве я не должен остановить смерть, а возможно, и повернуть вспять процесс старения, чтобы юность из привилегии, отнимаемой у нас неумолимым Временем, превратилась в неотъемлемое право каждого человека? Я принялся разговаривать сам с собой, но слова звучали глухо и неискренне. Они бились о стены, соскальзывали на пол и расплывались у моих ног грязными сальными лужами. Я представил себе, каково это – убить человека. Вчера ночью я чуть было это не совершил. "Я могу это сделать, – сказал я себе. – Я могу убить человека, если только мне потом не придется подходить к трупу слишком близко".

Долг. Убийство. Бессмертие. Смерть. Долг. Долг. Долг.

Когда спустя час и двадцать минут транспортный вертолет все-таки показался, мои нервы давно уже были на взводе. Руки, сжимавшие ружье, дрожали, а левая щека подергивалась от нервного тика. Вертолет приземлился в стороне от нашего домика и высадил сорок человек, одетых в белые маскхалаты.

Все они были вооружены. Я отдернул занавеску, распахнул окно и прикладом высадил сетку от насекомых. Я ждал.

Долг. Убийство. Долг.

В поле моего зрения показался первый солдат. Я убрал палец со спускового крючка и отложил ружье в сторону. Я проиграл последнее сражение с собой. А возможно, наоборот, выиграл. Я пятнадцать лет жил в соответствии с врачебным кодексом, восемь лет проработал врачом – и теперь я не мог заставить себя выстрелить в человека. Вчерашнее происшествие было всего лишь игрой случая. Я действовал рефлекторно, под давлением. А хладнокровное убийство – это совсем другое дело. Совсем-совсем.