Синдром Кандинского - Андрей Саломатов Страница 20

— Вы живы? — услышали они испуганный голос жены.

— Все в порядке, — ответил Иван. У него как-то сразу отлегло от сердца. Он чувствовал не просто радость, ему казалось, что он совершил нечто из ряда вон выходящее, подвиг, по своему значению несоизмеримый со всеми поступками, которые ему когда-либо приходилось совершать.

Вскочив на ноги, Иван поднял плачущего сына и показал его жене.

— Живой, голубчик! — радостно крикнул Иван и передал плачущего сына матери.

Липа упала точно на крыльцо, туда, где стояли Иван с сыном, и не только обрушила навес, но и начисто снесла дверь. Кроме того, ветками выбило одно окно, стекла разлетелись по всему полу, и в доме как-то сразу сделалось холодно и неуютно. Ветер принялся гонять по комнате бумажки и прошлогоднюю пыль, начавшийся вслед за разрядом молнии дождь наискось хлестал на пол. Жена Ивана бросилась искать что-нибудь закрыть окно и принесла из сеней большой фанерный лист.

— Чуть было сам не угробил сына, — сказал Иван, радуясь, что так легко отделался. — Бабка держит слово, но и мы не лыком шиты.

Окно Иван забил, распилив фанеру на нужные куски. Жена собрала осколки стекла, вынесла их в сени и вернулась к керосинке готовить завтрак. Первый в этом году ливень бушевал так, словно Господь Бог решил еще раз утопить все живое на Земле.

После завтрака, когда дождь немного поутих, Иван принялся чинить сорванную дверь. Саше строго-настрого было наказано сидеть в комнате и играть. Несколько раз Иван бросал свою работу и заглядывал к сыну посмотреть, чем он занимается. Все было спокойно до тех пор, пока Саша не нарушил запрет. Воспользовавшись тем, что мать занялась приготовлением обеда, он вышел в сени, обнаружил там длинные и острые, как сабли, осколки оконного стекла. Саша выбрал себе один, наиболее похожий на клинок, несколько раз рубанул им воздух и крикнул:

— Ура, смерть фашистам!

Иван, увидев в руке у сына страшный осколок, выронил молоток и осипшим голосом тихо сказал:

— Брось стекло.

— Не брошу, — ответил Саша и, засмеявшись, убежал в дом.

В два прыжка Иван пересек сени и увидел, как сын, добежав до двери в соседнюю комнату, обернулся, зацепился ногой за порожек и, держа стеклянную саблю у живота, упал на пол. Произойди с ним подобное в любой другой день, Иван так не перепугался бы, а сейчас он вскрикнул, закрыл лицо руками и сполз по дверному косяку вниз. Из кухни с ножом и наполовину очищенной картофелиной выскочила жена. Она бросилась к сыну, подняла его на ноги и только сейчас заметила на полу разлетевшуюся на части стеклянную саблю. Хорошенько отшлепав сына, она отобрала у него осколок и тщательно осмотрела руку сына. В этот момент к ним подошел бледный, испуганный Иван. Сорвавшись, он надавал Сашке подзатыльников, накричал на жену за то, что она совершенно не смотрит за ребенком, и после этого еще долго не мог успокоиться — ходил по комнате и разглагольствовал, как надо воспитывать детей.

До вечера в доме все было тихо и спокойно. Саша играл, его мать остаток дня посвятила уборке, приводя в порядок дом после зимы. Поужинав разогретой картошкой, каждый занялся своим делом. Иван достал из чехла ружье, разломил его, заглянул в стволы и загнал туда по патрону. До конца этих ненормальных суток оставалось чуть меньше трех часов. День измотал Ивана постоянным ожиданием несчастья, время тянулось чудовищно медленно, и Иван чувствовал, что все решится в ближайшие два часа. Он был готов ко всему: к нападению волков, вооруженных грабителей и космических пришельцев. Ему даже хотелось, чтобы наконец появился тот, кто, по замыслу рока, должен сыграть главную роль в финальном акте. Он был готов встретить его, кем бы тот ни оказался, и сорвать спектакль. Иван так долго и напряженно ждал появления злодея, что, когда в дверь постучали, он чуть было не пальнул в нее из обоих стволов. Внутри у него похолодело, ноги сделались ватными, и он хрипло крикнул жене:

— Открой и сразу отходи!

За дверью оказалась соседка, которая, увидев в окнах свет, зашла посмотреть, свои ли пожаловали в такое раннее для дачников время.

Услышав ее голос, Иван несколько раз глубоко вздохнул, тряхнул головой и, перекрестившись, чего раньше за ним не наблюдалось, встал и вышел в сени. Он поздоровался с соседкой, когда она уже вошла, вместе они направились в дом, а когда вошли в ярко освещенную комнату, застыли у порога, онемев от ужаса. Саша сидел на диване и, зажав ружье между ног, заглядывал в черные дырочки стволов. При этом пальцами ног он елозил по дужке, прикрывающей курки.

Молчание длилось не более двух секунд, а Ивану показалось, что прошло по меньшей мере часа два. Глядя на сына, он чувствовал, как обесцвечиваются его волосы, к горлу подступила тошнота, сердце бухало неровно и так больно, словно в груди у него колотился острый осколок льда. Наконец жена Ивана тихо выдохнула:

— Сашенька, не трожь…

— Положи, милый. Положи, — поддержала её соседка.

— Я хочу посмотреть, — ответил Саша и, заметив ужас на лицах взрослых, испугался сам. Он медленно отвел от себя стволы и прислонил ружье к дивану, как оно и стояло.

Полчаса после этого Иван не мог прийти в себя. В голове у него что-то жужжало, руки и ноги тряслись мелкой противной дрожью, а в памяти снова и снова всплывали слова бабки: "Я в воскресенье зайду за ним".

Кое-как двум женщинам удалось привести Ивана в порядок. Они поставили чайник, собрали на стол, а пока чай закипал, соседка сбегала домой и принесла бутылку самогона.

Где-то в половине двенадцатого Сашу уложили спать. Иван, слегка захмелевший после двух рюмок, минут пять посидел с ним на краю кровати. Саша ныл, что не хочет спать, что боится оставаться один, а Иван уговаривал его, мол, они рядом, в соседней комнате, и теперь уже точно ничего не случится.

— Все, — без всякой радости сказал он, — день прошел. — Уходя, он дал сыну конфету, похлопал его по хилому детскому плечику и хорошенько укрыл одеялом.

Саша уснул быстро. Он лежал с открытым ртом на боку и тихонько посапывал. Затем, без трех минут двенадцать, Саша перевернулся на спину и тяжело вздохнул. На улице завывал ветер, на керосинке шумел ещё раз поставленный чайник, и никто из взрослых не слышал, как за дверью на кровати сучит ногами Саша, который во сне вместе с воздухом втянул в легкие недососанную конфету.

— Вот так, Ниночка, — закончил Антон.

— Это правда было? — через некоторое время ошеломленно спросила Ниночка.

— Я всегда рассказываю только правдивые истории, — ответил Антон. Конфеты не надо в постели сосать. Ну теперь-то ты поняла, что судьба не тетка?

— Да ну вас, — с некоторым облегчением сказала Ниночка и встала. — У меня до сих пор коленки трясутся. Не надо больше рассказывать мне такие страшные истории.

— Не буду, — пообещал Антон. — Обещаю рассказывать тебе только веселые истории. Вот сегодня на корабле я расскажу тебе, как я целых три месяца работал скрипачом в оркестре. У них не хватало людей, и я должен был сидеть со скрипкой в руках, изображать музыканта за восемьдесят рублей в месяц. Ты не передумала взять меня показаться?