Разбой - Петр Воробьев Страница 20

– Все по местам! Даю отсчёт! – по-прежнему в микрофон продолжал Рёгнвальд. – Пять! Четыре! Три! Два!

Изобретатель поднял защитную крышку, под которой прятался большой красный рубильник, и на «Один!» перевёл его в верхнее положение. Раздалось гудение, слышимое скорее телом, чем ушами – на грани инфразвука, и наверняка с инфразвуковыми субгармониками, потому что Эрскину невольно стало не по себе. Что-то зашипело, раздался треск электрического разряда, газ в прозрачной части прямоугольного устройства по оси помещения засветился – ярче, ярче, ослепительно, ярче, чем ослепительно – треск стал оглушительным, потом стих, с ним пошёл на убыль и свет. Несколько отслоившихся от прозрачной части короба кусков упало на пол, разбившись с сухим треском. Гул магнитов смолк, завоняло горелым. Внизу, один из техников принялся бороться с кабелем, застрявшим в разъёме. Эрскин пару раз моргнул, пытаясь понять, видит ли он послесвечение или фантом остаточного изображения на собственной сетчатке.

– Вот она, сила связи теории с действительностью! – епарх был впечатлён опытом.

Дева выглянула из-за спины Спило. Каким-то образом, она потеряла нижний правый ряд накладных ресниц, что придало её лицу странное выражение.

В казавшемся слабым и сдвинувшимся в красном направлении свете натриевых ламп, Рёгнвальд остановил самописцы и указал пальцем на следы стилосов на лентах:

– Вот знак синтеза! Лучи высокой частоты!

– Я электротехник, не энергетик, так что не в обиду, – Самбор поднял очки на лоб. – Но скажи мне, Рёгнвальд Правый, началось у тебя с пробоя и дугового разряда?

– Верно, это необходимое условие. А дальше в дуговую плазму впрыскиваются литий и водород, и начинается синтез.

– Узнал я эту дугу, как при сварке. Но у дуги термокра́сия [97]не то что в разы, на порядки ниже, чем та, что нужна для синтеза?

– Тоже верно, но чтобы синтез цепью пошёл, достаточно одной пары атомов на девять дюжин, так что термокрасия может быть и меньше.

– Погоди, а какое у них распределение?

– Попробуй произведение двух – распределение по количеству движения и вероятность, что атом есть в объёме, – посоветовал Эрскин.

– Малец, вали сюда! – Самбор поманил рукой чиновничьего прихвостня, отобрал у него свиток, перевернул чистой стороной, и разостлал по левой части приборной доски. – Ручка или стилос есть у кого?

Спило протянул электротехнику золотую ручку.

– А по количеству движения какое взять?

– Возьми каноническое во внешнем поле, – предложил Эрскин.

– Тогда термокрасия выйдет у нас в знаменателе со степенью три вторых, – Самбор застрочил по бумаге. – Теперь пусть условия для синтеза у нас будут только в хвосте, с девятью дюжинами в знаменателе же, получится… так, термокрасия может быть в три и три четверти раза ниже! Всё равно не дуговая!

Дева с отклеившейся ресницей зевнула.

– Но поле, – начал Рёгнвальд.

– Какое давление внутри короба? – спросил его Эрскин.

– Атмосферное.

– Значит, за один цикл твоего твоего магнитного поля… Самбор, дай ручку! Рёгнвальд, какое у тебя было магнитное поле? – Эрскин потянулся к соответствовавшей ленте самописца.

Самбор проводил взглядом его движение, и вдруг показал пальцем на соседнюю ленту:

– Стой! У тебя что за датчики для излучения?

– Сцинтилляторы, – недоумённо ответил Рёгнвальд. – Вон стоят!

– А ну, включай самописцы!

Самбор сделал несколько шагов к повешенным на стене коробам, на которые указал изобретатель, на ходу с жужжанием вытаскивая из ножен за спиной дисковый резак. Жужжание сменилось визгом заведшегося двигателя и шелестом диска.

– Самописцы работают? – электротехник бросил взгляд в сторону доски с приборами.

Эрскин кивнул, почему-то надеясь, что догадка его младшего товарища по мистериям всё-таки не подтвердится. Самбор провёл диском вдоль поручня площадки. Движение породило роскошный конус искр. Стилосы самописцев, отвечавших за излучение, дёрнулись. Заморский пришелец выключил резак и пошёл обратно к приборам.

– Было что-нибудь?

Вместо ответа, Эрскин выдрал из устройства ленту и поднял её в воздух, всем на обозрение.

– Погляди, коза, на свои глаза! – непонятно воскликнул Самбор. – Ну, тут одно из двух: или у меня есть термоядерная лагунда, или твои сцинтилляторы к свету чувствительны, а не только к излучению высокой частоты!

– Что всё это значит? – епарх, нахмурившись, забрал у Эрскина ручку.

– Значит, что не видел ты никакого синтеза, а видел дуговой разряд и водородно-литиевый взрыв! – продолжил Самбор. – Причём это даже не энергетику понятно, а простому электротехнику!

– Мистагог, он говорит правду? – спросил епарх.

– Простому электротехнику это, может, понятно бы и не было, только очень подкованному, – Эрскин посмотрел на Самбора. – Но он говорит правду. Дотуда, где стоят сцинтилляторы, излучение от синтеза и не дошло бы с достаточной мощностью, его бы поглотила атмосфера. Мы не видели синтеза.

– А то, что мы видели, как источник энергии использовать можно? Сильно ведь шарахнуло?

– Нет, – одновременно сказали электротехник и энергетик.

– А почему?

– Дело в том… – Затрата… – начали сразу оба.

Спило указал на более молодого служителя мистерий:

– Говори!

– Чтоб выдать на скиллинг энергии, Рёгнвальдова установка сначала должна на десять скиллингов энергии съесть!

– Слёзы Дакриодо́ры Агро́теры! – выругался епарх. – На то золото, что я тебе, надувале, отвесил, можно было построить стратонаос-птерофор [98]! Или плотину с турбинами!

– Погоди, не всё потеряно, – предположил Самбор. С теми же магнитами, можно…

– Нет уж, единожды солгавши, кто вам всем поверит? – епарх зыркнул на Самбора, собиравшегося возразить, но всё-таки сообразившего промолчать. – Мой выбор должен быть обусловлен всесторонним анализом… Замораживаю все работы по термоядерному синтезу на… Нахуахль, скажи число!

– Двенадцать, – пискнула дева.

– Двенадцать лет.

Выражение на лице у заморского электротехника было примерно таким же, как у недавнего озёрного змея, когда тот вместо оленя хапнул полную пасть колючих веток. Взгляд Спило обратился к изобретателю:

– Сутки на сборы, и проваливай, закон моей епархии Рёгнвальду Лживому больше не защита! И то только из жалости к твоим жене и дочке!

– Как вы до этого допустили! – эта часть епархова монолога уже была обращена к Эрскину. – Немедленно выгнать его из братства!