Египетский манускрипт - Борис Батыршин Страница 20

– Как это – какая разница? – Виктор оторвался от своего планшета, что само по себе было событием нерядовым, и решил в кои-то веки принять участие в дискуссии. – Если не будет поражения в Русско-японской войне – не будет и первой русской революции. Или забыл, что писал дедушка Ленин?

– Ты еще доживи до русско-японской… – усмехнулся Геннадий. – На дворе одна тысяча восемьсот восемьдесят шестой, восемнадцать лет впереди. Давайте думать о тех целях, что поближе. А если наш лейтенант и правда окажется таким умником, что сможет что-то всерьез поменять, – мы и им займемся. Не надо бежать впереди паровоза.

Виктор пожал плечами и вернулся к своему гаджету.

– Короче, будет твоему Никонову о чем подумать: помимо этики, не переживай. – Молодой человек вновь обращался к Ольге: – Получил чертежи своих игрушек – вот пусть и развлекается, пока не надоест. А если все же надоест – ты его развлечешь, верно, лапуля?

Ольга от возмущения запнулась:

– Знаешь, Ген, мне иногда хочется просто послать тебя подальше с твоими затеями…

– Ну так давай, посылай, в чем проблема? – ответил молодой человек. – Вот сейчас прямо и пошли. И меня и всех нас. Вот его, – кивнул он на камуфлированного Дрона, – и его, – в сторону Виктора, увлеченно елозившего пальцами по планшету. – А заодно – и все наши планы. Нет, правда, чего там? Давай, действуй – зато совесть чистой останется. – Он насмешливо взглянул на Ольгу.

Девушка вздрогнула, различив во взгляде Геннадия не особо-то и скрываемый оттенок презрения, – и, смолчав, опустила голову.

– Ладно, – неожиданно мягко, даже примирительно сказал молодой человек. – Расходимся. Ты, Оль, дождись меня – пойдем вместе, обсудим кое-какие детали…

Ольга и Геннадий неспешно шли по Камергерскому переулку. Вокруг шумела вечерняя Москва – огни, машины, толпы людей, реклама, реклама, реклама…

Молодые люди шагали по брусчатке, и Ольга машинально подумала – а много в Москве осталось таких вот улиц, вымощенных тесаным камнем? Там, откуда они вернулись несколько часов назад, других вообще не было…

После расставания с Никоновым заговорщики расстались – Никонов, бросив на прощанье влюбленный взгляд на девушку, скрылся в портале, Роман отправился домой, а Геннадий и Ольга решили прогуляться по центру. Следовало привести в порядок мысли да и расставить наконец точки над всеми возможными «i».

Когда Геннадий, на ходу импровизируя, предложил разыграть перед Николкой романтическую историю о любви и неизбежном расставании Ольги и Никонова – девушка поначалу возмутилась. С одной стороны, ей по-настоящему нравился молодой офицер, а с другой – она была чисто по-женски возмущена тем, с какой легкостью ее бывший (теперь уже бывший, никаких сомнений!) поклонник отказался от нее ради хитроумной да и, чего скрывать, подлой интриги. То, что она сама и раньше всерьез задумывалась о том, чтобы сменить Геннадия на Никонова, никакой роли, разумеется, не играло.

Так что Ольга шла по улице, раздираемая негодованием на своего недавнего поклонника, – причем чувство это удивительным образом уживалось с ликованием по поводу того, что планы ее в отношении красивого морского офицера, похоже, начинают сбываться. Имелось и некоторое недовольство собой – уж очень сомнительной с точки зрения этики выглядела их затея. Ведь буквально за минуту до того как Геннадий озвучил коварный замысел, Ольга всерьез думала о том, чтобы прямо попросить у Николки одну из бусинок, – чтобы им с лейтенантом не потерять друг друга за непроницаемой завесой времени. Может, так и следовало сделать? Мальчик наверняка не отказал бы. И не было бы тогда мерзкого чувства совершенной подлости. А с Геннадием… как-то бы утряслось. В конце концов, он тоже мог бы иногда пользоваться порталом в прошлое, раз уж ему так неймется.

Но – не сложилось. В который уже раз она поддалась словам Геннадия, его напору и неотразимой логике. Ей и раньше случалось задумываться – как магнетически этот невзрачный в общем-то молодой человек действовал на собеседников. Ольга не слишком увлекалась историей, в школе имела по этому предмету твердую тройку, а о девятнадцатом веке судила в основном по романтическим телесериалам и «Анне Карениной», прочитанной еще в глубокой юности. Но Гена сумел увлечь девушку – страстный взгляд, яркая речь, непоколебимая уверенность в том, что они, группа единомышленников, смогут повернуть ход истории, переписать события, начавшиеся с провала заговора первоматровцев, с неудавшегося убийства Александра Третьего… А они, вооруженные революционной теорией двадцать первого века, всеми его техническими достижениями конечно же смогут заново, по своим чертежам, построить партию социалистов-революционеров. И Геннадий сделает то, что не удалось ни Чернову, ни Гершуни, ни Савинкову [19]– никому. И он – именно он, ну и, конечно, его верные соратники – заложит фундамент, на котором люди возведут по-настоящему справедливое общество, не искаженное ни большевизмом, ни сталинским культом, ни уродливой государственно-капиталистической действительностью. Такое, что им впору было бы гордиться и Че, и Ефремову, и многим другим – отчаянным и одухотворенным мечтателям двадцатого века.

Надо признать, Ольга не одна поддалась завораживающей убедительности Геннадия. Можно было лишь удивляться тому, что он, разочаровавшись в свое время и в идеях национал-большевизма, и в патетическом патриотизме иных «профессиональных русских» политиков, не ушел с головой в форумные войны и интернет-склоки, – а сумел сколотить вокруг себя небольшую, крепко спаянную группу единомышленников.

Брат Ольги Роман в идеи Геннадия не вникал, а потому не был допущен к информации о целях организации. Тем не менее Ромка относился к другу сестры с уважением, ценил его за острый ум и логику, при случае охотно помогая группе. Кроме Геннадия и Ольги в состав «Бригады прямого действия» входили еще пятеро – Виктор, студент мехмата и неплохой хакер, двое сокурсников Геннадия по философскому факультету МГУ Олег и Валентин – и Андрей Лихачев, которого обычно звали Дроном.

Знакомый с лидером БПД еще со школьной скамьи, Дрон был в группе «боевиком» – он давно занимался страйкболом, интересовался диггерством и черной археологией. Дрон сам, без подсказки Геннадия, увлекся романтикой кубинской революции – идеями Кастро, Че Гевары и перуанских маоистов из «Сендеро Луминосо». Собирался даже учить испанский язык, хотел ехать в Латинскую Америку – но доехал только до Киева, приняв участие в майданном безумии 2014 года. Однако после кошмара Одессы и восстания на юго-востоке Андрей разругался с соратниками по одной из майданных «сотен» и еле унес ноги назад, в Россию. Как выяснилось – очень вовремя: через какие-то две недели его бывшие соратники получили автоматы и отправилась в Донбасс. Назад, как водится, вернулись немногие.