Голем из будущего - Александр Баренберг Страница 20

Трактир оказался довольно бедным. Большой зал был забит сидевшими прямо на полу на раскиданных в беспорядке соломенных матрасах или немногочисленных табуретах путешественниками, в основном простолюдинами. Прямо там они ели, пили, а некоторые — уже и спали. Хотя я с трудом представлял себе, как можно спать в таких условиях: крик, шум, ругань со всех сторон, в одном углу кто-то играет на похожем на гитару струнном инструменте, в другом — изрядно подвыпившие крестьяне танцуют под ритмичные звуки бубна. Больше всего эта картина походила на типичный цыганский табор, только одежды у большинства присутствующих не такие цветастые.

После такого трудного и насыщенного событиями дня хотелось нормально отдохнуть, и я питал надежду, что в трактире имеются и отдельные комнаты. Так и оказалось — после пары минут пререканий между моим спутником и хозяином заведения последний отвел нас на второй этаж, где располагались «номера». Обстановка в них было чуть побогаче: деревянные лежаки с матрасами и подушками, стол и табуретки. Ну и на том спасибо!

Как выяснилось, большинство посетителей таверны приносили еду с собой и платили владельцу только за ее готовку. Можно было заказать продукты и из хозяйских запасов, но цена очень кусалась. Поэтому Цадок сначала послал одного из своих слуг, Иосифа, проверить, не осталось ли припасов в повозке. Увы, длительное путешествие исчерпало их до конца. Тогда торговец, тяжело вздохнув, отсчитал хозяину несколько тонких серебряных монет (кажется, он назвал их геллерами), заказав на всю компанию вареную телятину, кашу, хлеб и пиво. Обоих слуг Цадок послал с хозяином контролировать процесс приготовления пищи, и мы, впервые с начала путешествия, оказались наедине — пятый член нашей компании, возница, остался ночевать в конюшне, охраняя телегу.

— Как, ты согласен есть христианскую пищу? — поддразнил я торговца. — А как же кошерность?

— А что в этом такого, Ариэль? Я же не заказал свинину и не собираюсь запивать мясо молоком, — удивился тот.

— Но животное было убито не по правилам. Возможно, оно погибло в мучениях или кровь не была полностью удалена! — возразил я, привыкший к строгим порядкам среди современных мне ортодоксальных евреев. Они бы тут точно куска в рот не взяли!

Цадок с непониманием уставился на меня:

— Но ведь это не я забивал теленка! Конечно, когда я сам это делаю, то руководствуюсь талмудическими правилами. Но невозможно же требовать этого от иноверца! А для того, чтобы кровь и сухожилия не попали в блюдо, я и послал слуг наблюдать за приготовлением.

Теперь уже чесал затылок я. Получается, что современный мне иудаизм гораздо более строг и догматичен, чем средневековый! Хотя, если подумать, ничего странного в этом нет: мои предки, загнанные позже в изоляцию внутри многочисленных гетто, находили утешение в более тщательном исполнении буквы закона, доведя, в некоторых случаях, правила повседневной жизни до полного маразма. А в эту более благополучную эпоху евреи были значительно сильнее интегрированы в общественную жизнь и соответственно гораздо меньше сосредоточены на самокопании.

Наконец принесли на больших подносах ужин, и мы, изголодавшись после длинной дороги, с жаром набросились на него. Первая моя сравнительно нормальная трапеза в этом мире — скудные и безвкусные деревенские обеды приводили меня в уныние. И поданное с ужином пиво тоже было гораздо более качественным, приближаясь по вкусу к современному. Я уже было собрался приналечь на него, чтобы «сгонять» домой «в отпуск», но, поразмыслив, отказался от этой идеи. Спиртное теперь мне будет доступно в любой момент — Цадок отнюдь не бедняк, а завтра мне предстоит разбираться в этом его таинственном манускрипте. Не стоит делать это с похмелья, еще напутаю чего.

Перед сном я решил посетить уборную, располагавшуюся, естественно, во дворе. Спустился на первый этаж и пошел к выходу. Большинство постояльцев уже угомонились и заснули, но у выхода толклись несколько типов, явно что-то не поделивших. Группа бухих в доску приказчиков одного из купцов, выпятив грудь, напирала на полудюжину еще более набравшихся крестьян. Судя по всему, завязывалась привычная пьяная потасовка по типу: «Ты мене уважаешь? Нет? Н-на!» Ввязываться в это никакого желания у меня не возникло, и, ловко славировав между перекрывавшими выход возмутителями спокойствия, я продолжил свой путь.

А вот когда через несколько минут я вернулся, то пробраться назад незамеченным не получилось. Конфликт к этому моменту уже проскочил стадию предъявления взаимных претензий и вступил в активную фазу. Увернувшись от летевшей глиняной кружки, разбившейся об стену сразу за моей спиной, и от деревянного кругляша, служившего до того кому-то скамейкой, я преодолел уже половину расстояния до ведущей на второй этаж лестницы, когда прямо в руки мне свалился вылетевший от доброго удара из общей свалки крестьянин. Я нетерпеливо оттолкнул вроде бы не подававшую признаки жизни тушу, но та вдруг вскочила на ноги и с мычанием ринулась на меня, сочтя, видимо, причиной своих страданий. Пришлось принимать бой. Легко ушел с пути несшегося на меня противника, подставив ему подножку. Тот гулко брякнулся об пол и более не поднимался. Еще одного, пытавшегося раскроить мне башку чем-то типа кочерги, вычеркнул из списка активных участников с помощью броска через бедро, после которого тот встретился головой со стенкой. На этом мои успехи закончились — сзади кто-то засадил деревянной кружкой по голове. Я успел немного отклониться, поэтому кружка только содрала кожу на щеке и больно ударила в плечо. Тут чье-то тело подкатилось мне под ноги, и я оказался на полу.

Не знаю, чем все это кончилось бы, но тут подоспели силы правопорядка в лице трех сыновей хозяина таверны, вооруженных ведрами с ледяной колодезной водой. Окатив несколько раз всю тусовку, они вытолкнули особо упорных за пределы заведения продолжать разборку на улице. Я встал, отряхнулся и побрел в комнату, держась за ноющую щеку. Ну, хоть заодно и помылся!