1918: Весна империи - Владимир Марков-Бабкин Страница 20

Империя Единства. Ромея. Константинополь. Дворец Единства. Кабинет его величества. 5 мая 1918 года

Свербеев уточнил:

– Насколько мы можем быть уверенными в том, что обстрел наших самолетов является новым этапом политики Кемаля, а не является следствием человеческого фактора и «эффектом исполнителя»? Не торопимся ли мы принимать решения, опираясь лишь на один факт обстрела, который на поверку может оказаться простой случайностью?

Начальник Генштаба Ромеи Свечин возразил:

– Прошу простить, ваше сиятельство, но позволю себе напомнить вам о том, что это не единственный случай, который заставляет нас начать принимать меры. Первый – сведения разведки о готовящейся на 10 мая большой вылазке кемалистов, которую они сами именуют наступлением. Второй – факт перехвата дирижабля, летевшего со стороны моря и, возможно, со стороны британского Кипра. Если сопоставить появление дирижабля и раздачу оружия кемалистам, то вывод об имеющейся между этими событиями связи напрашивается сам собой. Третий – собственно сам факт резкого увеличения численности отрядов Кемаля и массовая раздача оружия, которого совсем недавно у них остро не хватало. Четвертый – обстрел наших самолетов и гибель нашего летчика. Пятый – вспыхнувший сегодня мятеж в Анкаре…

Граф поморщился:

– Господин генерал, все, что вы нам сейчас перечислили, может не иметь ни малейшего отношения к факту обстрела самолета. Это может быть отдельный эксцесс, за которым не стоит приказ свыше. А торопясь с принятием решения, мы можем весьма серьезно осложнить общую ситуацию, и далее дипломатия будет уже бессильна что-либо сделать.

– Это может быть отдельным эксцессом, ваше сиятельство, но, во-первых, таких вот эксцессов прежде не случалось, во-вторых, кемалисты раньше четко выполняли приказ и по нашим самолетам-разведчикам не стреляли даже из винтовок, в-третьих, у них появились спаренные зенитные пулеметы, чего раньше не было отмечено, а учитывая тот факт, что почти вся промышленная и производственная база Османской империи осталась вне границ нынешней Османии, то можно было бы предположить, что это единичный кустарный экземпляр, собранный на коленке в какой-то механической мастерской, но появление у кемалистов большого количества винтовок заставляет отнестись к этому утверждению с известным скепсисом. Поэтому…

Мне эта оперетка уже порядком поднадоела, и я поинтересовался:

– Господа, я вам не мешаю?

Оба, понятное дело, тут же сдали назад и извинились. Кивнув, я начал раздавать повеления:

– Начнем с дипломатии. Сергей Николаевич, снеситесь по своим неофициальным каналам с Кемалем. Первое – мы хотим немедленно получить объяснения относительно инцидента с нашими самолетами. Подчеркиваю – немедленно. Второе – мы хотим получить разъяснения относительно имеющейся у нас информации о том, что его отрядами готовится большое наступление на Анкару. Третье – мы хотим получить головы тех, кто обстрелял наши самолеты, и хотим получить тело погибшего русского летчика. Дайте понять генералу Кемалю, что наше терпение имеет границы и если мы не будем удовлетворены его объяснениями и принятыми мерами, то вместо большого наступления на Анкару он получит удар возмездия и большую карательную экспедицию, но уже от нас. И пусть молит Аллаха, или в кого он там верит, чтобы ничего не случилось до того.

– Слушаюсь, ваше величество.

– Теперь армия. Александр Андреевич, дайте распоряжение перебросить из-под Нового Илиона полк штурмовиков С-19-бис в Ликию и согласуйте пролет наших самолетов над Ионией с командованием греческих сил. Кроме того, необходимо выдвинуть на ближние к границе аэродромы средние бомбардировщики БКМ-1. Если по истечении двадцати четырех часов мы не получим устраивающий нас ответ от Кемаля, то эти полки должны быть готовы уже завтра нанести бомбово-штурмовой удар по позициям кемалистов. В первую очередь, конечно, речь идет об ударе возмездия по району, где был сбит наш истребитель.

И вновь Свербееву:

– Ваш план по поводу Греции я в целом одобряю. Начинайте консультации. Лояльная к нам Греция Ромее жизненно необходима.

Османская империя. Анкара. Площадь перед дворцом Султана Мехмеда V. 5 мая 1918 года

Колонна из двух броневиков, открытого автомобиля и полуэскадрона всадников Чеченского конного полка Дикой дивизии остановилась у сооруженной баррикады.

Гусейн Хан хмуро приказал:

– Их старшего ко мне.

Есаул козырнул и испарился исполнять приказание. Вскоре рядом с автомобилем возник офицер в османской форме:

– Господин генерал, юсбаши…

Хан Нахичеванский холодно прервал:

– Вы знаете, кто я?

Тот козырнул.

– Так точно. Вы русский генерал из посольства.

Гусейн Хан смерил того ледяным взглядом.

– Я, Гусейн Хан Нахичеванский, личный представитель великого Михаила, императора России и Ромеи, верховного повелителя грядущего мира. Вы и ваши люди стоите у меня на пути. Соблаговолите очистить дорогу.

Османский офицер растерялся.

– Прошу простить, господин генерал, но дворец находится в осаде, и… я не могу вас пропустить.

Лед обрушился на возразившего хану.

Лед. Ледяная гора.

– Я поеду вперед, поскольку хочу этого. Убирайте своих людей, иначе мы проедем по вашим телам.

И видя, что офицер колеблется, хан повелел резко:

– С дороги!

Империя Единства. Ромея. Константинополь. Площадь Торжества Православия. 5 мая 1918 года

Фигня фигней, а праздник по расписанию.

Сегодня – Пасха. Сегодня я закладываю первый камень в подножие Колонны Пресвятой Богородицы, которая будет установлена здесь, на площади Торжества Православия. Площадь перед собором Святой Софии должна дать начало грандиозному проспекту Империи, который пройдет через весь исторический центр Константинополя, вдоль бухты Золотой Рог.

Во всяком случае, так было намечено в утвержденном мной генеральном плане реконструкции Константинополя, который рассчитан на двадцать лет и должен превратить старый город в некую стилизацию того, прежнего Нового Рима, которым он был на протяжении тысячи лет. Разумеется, в современном варианте. Причем почти весь хлам, который не представлял исторической ценности и был понастроен за века османского владычества, подлежал сносу.

Конечно, по возможности, мы старались не слишком уж варварствовать и почем зря не вандальничать, уважая религиозные чувства мусульман, поэтому, где можно было что-то оставить, вписав в новую реальность, мы оставляли. Например, в том же дворце Ибрагима-паши сейчас размещается музей исламской культуры, а та же Голубая мечеть не только не будет снесена или перепрофилирована, но даже, дабы не оскорблять чувства мусульман, ту часть площади Торжества Православия, на которой Голубая мечеть собственно и расположена, мы формально отделили, наименовав площадью Согласия.