Цепкие лапы времени - Александр Плетнёв Страница 20

Южная Атлантика

Наверное, все аэродромы военного базирования похожи. Авиабаза «Коменданте-Эспоре» в Рио-Гранде не была исключением.

Аргентина, несомненно, страна «третьего мира» со всеми характерными чертами. Но ее ВВС строились по западным лекалам, сначала перенимая германский, затем американский опыт. Присовокупить сюда горячую латинскую импульсивность – выходило нечто среднее и вполне сопоставимое с нашенским русским порядком. Или беспорядком.

Особенно помня о тиражируемой самими авиаторами поговорке: «Там, где начинается авиация, там кончается дисциплина».

Возможно, свою лепту несла и нервозность, и томительные перерывы между боевыми полетами, и не самое удачное течение войны. И потери. В людях и в технике. Поэтому прибывшие в далекую страну на другом континенте, в другом послушании советские военные специалисты не встретили ничего сильно разнящегося с их понятием «служба».

К русским у местных отношение было доброжелательное. Особенно после ухандоканного крейсером «Петр Великий» английского авианосца «Инвинсибл».

Здесь ни особист, ни замполит, ни строгий отец-командир были не властны – информация благодарно распространилась от самих аргентинцев.

А Паша Беленин так и вовсе выпал в осадок: «Одуреть! Я ж этого ветерана – “Орлана” воочию видел! Наверняка морячки с него по Камрани мимо хаживали, плечом задевали, прикурить спрашивали. То-то так все серьезно вокруг этого “Петра Великого” навертелось, когда вели-прикрывали его до полупутья. Не… ну, наши молодчаги! Ну, борзота́! Ну, дают! Наддали жару империалистам – замочили-таки авианосец. Пусть и куцый – английский. Да еще и всего одной ракетой (если мучачос не врут)!»

Аргентинские летчики, как, наверное, все летчики мира, высокомерно отзывались о моряках. Тем более в их случае, когда фактически только авиация принимала на себя всю тягость войны, противостоя экспедиционной флотилии Альбиона.

Еще в самом начале кампании командующий морскими операциями Аргентины вице-адмирал X. Ломбардо, сравнивая собственные силы флота с группировкой противника, где особенно подчеркивал наличие серьезной угрозы со стороны британских атомных подводных лодок, признал бесперспективность классического морского сражения с английской эскадрой.

Потеря двух самых крупных кораблей аргентинского ВМФ – крейсера «Генерал Бельграно» и авианосца «Вейнтисинко де Майо», торпедированных именно вражескими субмаринами, – только показала правоту этих выводов.

А вот о походе «Сан-Педро», как тут называли русский тяжелый крейсер, ходили едва ли уже не легенды. К чести аргентинских ВВС, им тоже было чем похвастать. Смуглые пилоты с гордостью рассказывали коллегам из далекой России о своих подвигах, перечисляя поврежденные и потопленные вражеские корабли.

Контакты с аргентинскими пилотами надо было налаживать, в том числе по части изучения языка, вот и находили точки соприкосновения – чисто в своей, летческой специфике: Густаво, пилот «Даггера» 3-й истребительно-штурмовой эскадрильи ВМС, выводил ладонями заход его «четверки», показывая все нюансы противозенитного маневрирования – рассказ шел об атаке на американо-ленд-лизовский «Тарава» под Юнион Джеком.

Тараторил, естественно, на испанском языке. Помогали, переводя, кубинцы.

Из рассказанного выходило, что звено Густаво (позывной «Ратин»), потеряв две машины, сумели прорваться к кораблю, поразив палубу в районе надстройки. Еще две бомбы упали под самым бортом (что впоследствии подтвердилось в британских отчетностях: «гидроудар нанес серьезные разрушения корпуса… прямые попадания не могли бы доставить нам стольких неприятностей».) А в довесок отработала торпедой подводная лодка «Сан-Луис», но это англичане уже опровергали.

Отвлекшись, стоит сказать, что «Тарава» остался на плаву. Получил крен. Обильно подымив пожаром, сумел своим ходом убраться в английский отстойник для инвалидов в бухте острова Южная Георгия, где куковал свое «Инвинсибл»… Этот выбыл из пространства войны окончательно.

А вот судно «Тарава», задетые за живое американцы обязательно обещали ввести в строй, списывая плохую противопожарную организацию на неопытность английского экипажа, не успевшего толком освоить чуждую матчасть. Но то, что на борту «арендованного в войну корабля» продолжали нести службу гринго-янки, в Буэнос-Айресе и не сомневались.

В штабе аргентинского командования подумывали спланировать диверсионную акцию, чтобы добить подранка. Однако удаленность Южной Георгии от материка делала почти невозможной поддержку атаки с воздуха. Ко всему все опять упиралось в присутствие британских подводных лодок. В том числе имели место быть небезосновательные подозрения, что американцы что-нибудь обязательно предпримут, обеспечивая безопасность своих ремонтных бригад.

Но продолжая. О наших…

То, что перед отправкой компетентные товарищи из органов заинструктировали всех о недопустимости разглашения места службы, это восприняли с заведомым пониманием. Сроки командировки не указывались, но почтовый адрес, как положено, был назначен, звуча нейтрально: «Москва-350, полевая почта…».

Смешно было, когда буквально на следующий день по прилете технари словили в радиоприемнике «Голос Америки», где ведущий поздравлял советских военных советников с прибытием в Аргентину, в зону Фолклендского конфликта. О названии спорных островов тоже следовало сделать особое внушительное разъяснение. Ответственный за авиационную часть советской миссии в Рио-Гранде (он же и командир эскадрильи в полковничьем звании) сразу предупредил, чтобы не вздумали даже случайно оговориться, обозвав их «Фолклендскими»:

– Только «Мальвинские», черти! Обидятся. Со своими уставами в чужой монастырь не ходят.

Разговоров об идеологии и коммунизме тактично избегали, потому как был на то недвусмысленный приказ от зама по политической, который явно руководствовался не собственными соображения – все знали об отношении Хунты к коммунистам в своей стране. Пославшие их сюда «высокопартийной волей мя жены» товарищи, видимо, не хотели даже повода давать для разногласий и прекращения сотрудничества.

Что же касается организации обучения и боевой работы на профессиональном уровне, тут надо было понимать, что это не какие-нибудь африкано-папуасские ВВС, здесь не с чистого листа создавать. Приходилось согласовывать, подстраиваться, находить общую спецификацию взаимодействия.

Тем не менее учить язык на командном уровне, в том числе контактируя в воздухе, в радиоэфире, оказалось неожиданно легко. То же самое касалось и материальной части, так как вся лингвистика технической составляющей имела в базе либо немецкие, либо английские корни.

Кормили их местной кухней. Наравне с остальным летным составом. Поначалу опасались, что пища будет слишком острая (видимо, ориентируясь на кубинскую)… нет, вполне себе армейские сытные пайки, естественно, с повышенным нормативом для действующих пилотов.

Форму выдали кубинскую, так называемую «вер-де оливо», сохранив эквивалент званий. Разместили и в старых помещениях и явно в новеньких модулях для штатного летного контингента. Оружейников с группой обслуживания и регламентных работ (заводчан) – отдельно.