Прозаические лэ - Елена Хаецкая Страница 20

Дама Азенор закрыла лицо вуалью и так предстала перед графом. Тот же приказал ей снять вуаль.

– Мессир граф, возможно ли это? – тихо спросила дама Азенор.

– Вы больше не бойки, как бывало, дама, – с презрением ответил граф. – И все-таки осмеливаетесь мне перечить. Радуйтесь, что я не сжег вас на костре, как ведьму, и не сварил в котле, как предательницу! Ведь волк, который укусил вас, – бисклавре, а укусы бисклавре, как говорят, превращают человека в чудовище.

– Но это неправда, мессир, – пролепетала бывшая Прекрасная, а ныне Безносая Азенор. – И вы сами можете в том убедиться. Уже миновало несколько лун, но ничего, кроме обычного, что случается с женщинами, со мной не происходило. И я не оборачивалась волчицей и не испытывала невыносимого голода, утолить который можно лишь человечиной.

– О, так вам и это известно? – нахмурился граф. – Что ж, вы действительно должны быть мне благодарны за то, что я сохранил вашу никчемную жизнь. Впрочем, сделал я это не потому, что пожалел вас, как я уже и говорил, а из уважения к сиру Эрвану: он пощадил вас, и я уважаю его волю. Ибо он, хоть и бисклавре, но верный вассал и добрый человек, который всем сердцем любит Бретань и меня.

– Ах, ваша милость, ведь вы не верили в бисклавре! – заметила дама Азенор, сильно волнуясь.

– Я не верю пустым россказням, – ответил граф Жан, – однако весьма охотно верю собственным глазам. А теперь снимите вуаль!

Видя, что деваться некуда, дама Азенор подчинилась и открыла графу свое уродство. Несколько мгновений граф рассматривал ее, так что глаза Азенор наполнились слезами, но ни следа сострадания в лице сюзерена она не заметила.

– Что ж, – молвил граф, – теперь ваша внешность, по крайней мере, не лжет: больше никто не поверит в вашу добродетель! Однако наказание ваше не окончено. Я отдаю вас в жены небогатому рыцарю, который служил мне верой и правдой и теперь согласен послужить в последний раз, убрав вас с глаз моих долой на веки вечные. Как я уже говорил, гораздо более простым и надежным способом избавиться от вас было бы сварить вас в котле, но такое решение огорчило бы сира Эрвана, а я этого не хочу. За службу я жалую этому рыцарю, Алену из Мезлоана, небольшое владение среди глухих лесов, и там вы будете жить с ним, ублажая его так, как он захочет.

И граф Жан приказал позвать Алена из Мезлоана.

– В силу его увечья ему безразлично, красивы вы или безобразны, – заключил граф Жан. – Будьте доброй женой хотя бы ему, и, может быть, ваши грехи будут вам отпущены. Но это уж разрешится как-нибудь без меня.

* * *

Владение, полученное Аленом от графа Жана, действительно было невелико, а самый дом наполовину лежал в развалинах, но вторая половина была приспособлена для жилья, и там поселился Ален со своей безносой женой. Вся прислуга в доме была мужская, и даме Азенор порой казалось, что она в тюрьме.

Изо всех сил она старалась угодить своему новому мужу и первый год только то и делала, что следила за тем, чтобы постель регулярно проветривали, горшки выносили вовремя и еду готовили, как надо. Ален же по целым дням просиживал под деревом, когда было лето, а зимой и вовсе не выбирался из постели.

– С тех пор, как свет погас в моих глазах, – сказал он как-то своей жене (а в разговоры с нею он вступал нечасто), – ничто на свете мне не мило. Но вы можете согреть меня под этим тощим покрывалом.

И дама Азенор покорно ложилась к нему под покрывало, где находили ее мозолистые руки Алена и сжимали так, что кости у нее трещали.

Время шло, и вот дама Азенор сделалась скучной и куда менее хлопотливой, нежели раньше.

Ален де Мезлоан хоть и не любил свою жену, все же заметил эту перемену и однажды спросил:

– Отчего вы больше не кричите на слуг и не браните повара, жена? Неужто нрав ваш переменился и сделались вы кроткой?

– Нет, избави меня Боже от подобного несчастья! – отвечала дама Азенор. – Я по-прежнему ненавижу весь свет и особенно мужчин, которые меня повсюду окружают и ничего не смыслят ни в красивой одежде, ни в убранстве жилища. Вам бы лишь набить желудок да согреть ноги, а ночами хотите вы обнимать мягкое женское тело.

– Что ж, не вижу в том ничего дурного или такого, что заслуживало бы лютой ненависти, – отвечал Ален. – Впрочем, я рад, жена, что вы не переменились. Иначе я счел бы, что вы захворали, а средств нанять хорошего лекаря у меня нет.

– Но я действительно больна, – расплакалась дама Азенор. – Никогда раньше со мной такого не было! По целым дням меня тошнит, и не от ваших бельм, мой муж, и не от вареных овощей, которыми потчует меня ваш повар, муж мой, а от непонятных причин.

– Вот оно что! – сказал Ален де Мезлоан. – А скажите-ка, жена, нет ли у вас тяжести в животе?

– В животе у меня завелся червь, – сказала Безносая Азенор. – Случается, он бьет хвостом, и тогда меня всю скручивает жгутом! Не припомню, чтобы раньше случалось со мной такое.

– И немудрено, – сказал сир Ален. – Ведь другим своим мужьям вы были весьма дурной женой. И все потому, что они любили вас и позволяли вам дурачить их и морочить им голову. Я же вовсе вас не люблю, и со мной вы сделались послушны.

– О чем вы говорите? – пуще прежнего расплакалась Безносая Азенор. – Выходит, на то была ваша воля, чтобы я так страдала?

– У вас будет ребенок, – сказал Ален. – А случилось это потому, что я обнимал вас под нашим тощим покрывалом и сжимал своими мозолистыми руками, которые царапали вашу нежную кожу и заставляли ваши косточки хрустеть.

С этим он ощупал живот дамы Азенор и остался весьма этим доволен.

Хоть Ален и говорил, что не любит свою жену и не имеет средств нанять хорошего лекаря, все же он отправил человека к графу Жану и попросил его прислать добрую повитуху, когда настанет срок. Ведь для Безносой Азенор такое впервые, а она уже не первой молодости и вовсе не имеет привычки к деторождению. И хоть она злая и порочная женщина, но сам-то Ален – муж добрый и потому обязан о ней позаботиться.

Слушая все эти речи, граф Жан хмурился и морщился, а потом, не выдержав, перебил:

– Для чего столько словес! Я просто пришлю хорошую повитуху, хоть сегодня, и пусть она живет в доме у Алена. Не хочется мне видеть его несчастным, а если жена его умрет, то, сдается мне, будет он весьма огорчен.

И повитуха, вооруженная всеми необходимыми орудиями своего ремесла, отправилась в уединенное жилище Алена из Мезлоана, где и поселилась. Каждое утро она нащупывала в животе Азенор того червяка, который там поселился, и находила его все более толстым, веселым и подвижным. И вот настало время явиться червю наружу и избавить даму Азенор от своего присутствия.

Ален в этот день отправился на дальнюю прогулку в сопровождении одного слуги. И слуга заметил, что господин его против обыкновения бледен и взволнован.

Дама же Азенор с помощью повитухи приступила к делу и спустя шесть часов произвела на свет девочку. Это был розовый и пухлый младенец с прекрасными ручками и ножками, с большими ясными глазами и широко раскрытым вопящим ртом. Только одно было у этого младенца не так, как у всех обыкновенных детей: дочь дамы Азе-нор родилась без носа.