Адъютор - Владимир Корн Страница 20

– Господин Даниэль сарр Клименсе его получает!

Парадокс? Вовсе нет. Поскольку в таком случае мне предстоит на целый год стать послушником того Дома, чей представитель присутствовал на дуэли. Уж не знаю, как они между собой их делят – по очереди ли, бросают ли кости. Или сам Пятиликий шепнет им на ухо: «В дуэли, которая состоится завтра в Таблонском парке, присутствовать должен Дом Сострадания». Или Благочестия, Вечности, двух остальных. Всего-то год послушничества, когда придется выучивать слова тарабарских заклинаний, толочь в ступах просо пополам с экскрементами летучих мышей и возделывать принадлежащие Дому поля, – мелочь по сравнению с тем, что жизнь удалось сохранить. В мои ближайшие планы целый год заниматься всем тем, что и было перечислено, не входило нисколько. И потому я сказал:

– Повторите, пожалуйста, вопрос.

Антуан закатил глаза: Даниэль, не самое подходящее время дурачиться! Все верно, мне ли, который слышал его более сотни раз, переспрашивать? На лице обладателя красной сутаны не дрогнул ни один мускул.

– Господин Даниэль сарр Клименсе, не желаете получить благословение Дома Сострадания?

– Спасибо, нет.

Переспрашивать во второй раз было бы уже неприлично.

– Господин Гифер асар Ламгрок?

– Нет.

Это короткое слово «нет» без акцента может выучить каждый на любом языке. Сейчас мне удалось разглядеть своего оппонента более подробно. Понятно, что со времени нашей первой и единственной встречи ничто в нем не изменилось. Он все такой же голубоглазый блондин, у него никуда не делся шрам на левой щеке, не прибавилось ширины в плечах. Разве что теперь Гифер показался мне старше – определенно ему тридцать с хвостиком. И еще. Теперь, когда он стоял передо мной в рубахе с закатанными для удобства рукавами, его руки были видны практически до локтей, все покрытые веревками жил и мускулов. В одежде он производил впечатление человека субтильного телосложения, но не сейчас. Взгляд его был спокоен и даже слегка отрешен. Что не то чтобы успокаивало, но принуждало к мысли – асар Ламгрок не стал пользоваться тем же мышьяком, иначе выглядел бы он куда оживленнее. Энергия так и перла бы из него. С другой стороны, мне никогда не приходилось им пользоваться, и потому неизвестно, когда начнется его действие. Возможно, через несколько минут, когда все и произойдет.

– Даниэль! – Антуан протягивал мне рапиру.

Как уже говорил, я недолюбливаю этот тип клинкового оружия. В моей небольшой коллекции, которая насчитывает всего дюжину экземпляров, где нашлось место и полутораручному мечу, ее нет.

Конечно же рапира полностью была идентична той, что находилась в руках у моего противника. Я взглянул на ту часть клинка, которая расположена у самой защитной чаши, чтобы обнаружить на ней цифру «два». Ну что ж, вторым номером мы и будем действовать.

Перед тем как рапиры попали к нам в руки, представитель Дома Сострадания (назвать его магом не поворачивался язык по той простой причине, что не верю в ее существование) тщательно протер клинки уксусом. Считается, тот убивает всякую заразу, которая вместе с металлом может попасть в тело. А может, все так и есть. И даже желательно, чтобы все так и было. Мне приходилось знавать людей, которые погибли от крошечной раны, глубина которой не превышала и ширины двух пальцев, именно по этой причине.

– Готов?

Антуан смотрел на меня с подозрением. И даже с толикой сочувствия, что ли. Согласен, нынешним утром я отнюдь не выглядел воплощением здорового образа жизни. Человеком, который ежедневно занимается гимнастическими упражнениями, питается исключительно здоровой пищей, чурается вина и бренди и ложится спать задолго до полуночи.

– Да, – пусть даже до полной моей готовности оставались сущие мелочи.

Он лишь хмуро кивнул. Я, подняв руки над головой и ухватив свободной за запястье той, что была с рапирой, скрестив ноги, резко крутнулся на месте. Одновременно наклоняя корпус как можно ниже. В одну сторону, затем в другую. Многие считают такое действие моим ритуалом. В действительности все куда проще. Казалось бы, ничего сложного нет, но таким образом мне удается добиться полной раскрепощенности во всем теле. Вот теперь готов полностью.

– Сходитесь! – подал команду один из секундантов асар Ламгрока.

Вот он точно был похож на отведавшего мышьяк скакуна, поскольку вел себя как жеребец, которого наконец-то вывели на прогулку из тесного стойла, и разве что не ржал от радости.

– Удачи! – негромко сказал Антуан, стоявший за моей спиной.

Согласен – удача никому, никогда и при любом роде занятий не помешает. Во всяком случае, избавит от роковых случайностей. Когда погибали отличные бойцы, всего-то из-за не вовремя поехавшей ноги. И ведь они специально подбирали подошву обуви под ту поверхность, на которой им предстояло драться.

Еще два столетия назад в дуэлях позволялось многое. Удары руками, ногами, броски и даже барахтанье на земле с целью оседлать противника, выдавить ему большими пальцами глаза или удушить. Не возбраняется и сейчас, если оговорено заранее. Между нами такого уговора не было, хотя я полностью готов к подобному, и на этом настояли секунданты моего оппонента. Взамен на требование Антуана, что рапиры должны быть длиной не менее трех с половиной футов, мне так удобнее.

Ламгрок двигался настолько легко и быстро, что казалось, он едва касается земли. И рапиру держал в отведенной в сторону руке. Нечто подобное я видел на корриде. Значило ли это, что он из Амбуласии? Отнюдь. Да и сам я далеко не бык с его короткими рожками, тяжелым дыханием после того, как с ним поработали ассистенты пикадора, и налившимися кровью глазами. Хотя, возможно, насчет цвета глаз и погорячился.

Когда-то давно звон первого касания клинков приводил меня в полный восторг, ведь он означал начало поединка.

«Вот она – настоящая жизнь! – в те времена думал я. – Что может сравниться с этим волшебным ощущением? Когда малейшая твоя оплошность будет стоить тебе жизни. Когда кровь бурлит по венам так, что буквально ощущаешь ее ток. Когда тебе удается отбить удар противника, коварный настолько, что он даже успел уверовать в свою победу. Когда с ответным ударом чувствуешь, как все глубже и глубже рвется его плоть. Когда он, еще не понимая, что же произошло, начинает оседать на землю. И ты спокойно поворачиваешься к нему спиной под восторженные крики своих секундантов, глядя на унылые лица чужих. Нет, не сравнится ничто!»

Затем звон стал мне привычен, как некоторым крик молочника по утрам у двери его дома. А еще через какой-то срок дуэли мне стали противны. Настолько, что пытался уклоняться от них всякий раз, едва предоставлялась хоть малейшая возможность. Что получалось далеко не всегда. Все мы считаем себя в чем-то лучшими. И потому постоянно находятся люди, которые пытаются у меня забрать титул лучшего фехтовальщика Ландаргии. И тогда я начал стараться никого не убивать. Порой рискуя собственной жизнью. Ведь на моей совести и без того немало смертей, и верь я пусть даже немного в существование Пятиликого, не вылезал бы из его храмов, чтобы вымолить себе прощение.