Полководец - Константин Калбазов Страница 2

— Саня, давай отправляй своих, — приказал сержант.

— Слушаюсь, — тут же ответил десятник.

Свесился с борта, бросая взгляд назад, выставил один палец и тут же от дощаника отвалила большая берестяная лодка. Несмотря на то, что там было только два гребца, каноэ стремительно полетело вперед, и вскоре оставило небольшой караван позади. Лихо подошло к правому берегу, приняло на борт всех столпившихся и отчалило, направляясь к первому дощанику.

Вслед за каноэ подошла и лодка в которой сидел мужик, средних лет, по всему видеть его женка с младенцем на руках, подросток и девчушка. На дне узлы с вещами. Не иначе как семья. Деток же, что меж старшими и младшим, Господь прибрал. Таким никого не удивишь.

Перебираться на дощаник крестьянин не стал. Просто прицепился сбоку и на том успокоился. По всему видать этот из кабальных. Вольный вот так, не сорвался бы с места. Дом и земельный надел, они крепче любых якорей держат.

Не успела разгрузиться первая партия, как второе каноэ умчалось к левому берегу. Двигавшийся впереди десяток делал свое дело, оповещая крестьян о возможности эвакуации. Правда, людей к реке выходило не так чтобы и много. Да и те в основе своей были молодые. В лучшем случае для догляда за ними отправляли одного из взрослых мужиков или баб.

Угу. Поди расскажи крестьянину, что нужно бросать все и уходить с насиженных мест. Подумаешь швед. Они чай не бояре, не дворяне и не купцы. Пахать землицу при любом хозяине надо. А новгородский он там, московский или швед, то без разницы. Все одно кому оброком кланяться и кому, разница не велика.

Впрочем, боярин Карпов это дело предусмотрел. Поэтому в инструкциях лешакам говорилось о том, чтобы они предлагали если не самим родителям подаваться на чужбину, то отправлять детей. Эдак получится, что и свое подворье с земельным клином не бесхозные, и случись, детки уж обживутся на новом месте.

Оно конечно слова одни голые. Кто же станет так-то стараться, чтобы народ обустроить. Но с другой стороны, слово боярина Карпова крепкое. И о том ведают не только во Пскове, или Новгороде, но и далеко окрест. Вот только, тех кто поверил бы в такое все же было мало. А потому и ручеек беженцев был весьма и весьма скуден.

* * *

— Ну что, ребятки, давайте знакомиться, что ли, — окинув задорным взглядом перебравшуюся на борт молодежь, бодро произнес парень. — Я буду из Редькиных, Александр, сын Григорьев. Служу десятником в роте лешаков, в дружине псковского боярина Карпова.

— Брешешь, — откликнулся самый старших из парней, на вид лет девятнадцати.

— С чего бы это мне брехать? — С деланным удивлением и нескрываемым задором поинтересовался Александр.

— Да слышали мы, что лешаки у боярина все как один, на вековые дубы похожи. И обличием не далее от тех леших ушли. От того так и прозываются. А ты ничего так, красавцем не назвала бы, но симпатишный, — задорно ответила одна из девиц.

— Ох девонька, не будила бы ты лихо пока оно тихо, — игриво подкручивая ус, и сверкая голым подбородком, ответил Редькин.

— Ольга, а ну цыть. Ишь, разошлась. А ты мил человек, неча на наших девок засматриваться.

— А ты чего так яришься, друже? Уж не невеста ли? — С открытой улыбкой поинтересовался Александр.

Не праздный вопрос. Пусть на незнакомке и имеется платок, вот только повязан он по девичьи. Не иначе, как перед дальней дорогой обрядилась. Обычно девицы носят ленты или тесьму. Но в любом случае, замужем она быть не может. Этот же, вроде как заботу проявлял о вон той молодке. На вид даже помладше первой, но вот платок как раз повязан по бабьи.

— Сестра то моя. И я за нее любому башку оторву.

Угу. Этот может. Как есть может. Вон какая оглобля, косая сажень в плечах. Такого можно вместо лошади в соху запрягать и разница будет невелика.

— И что, вот так всю жизнь будешь от сестры всех отгонять? — Нарочито изображая удивление, поинтересовался Александр.

— А то не твоего ума дело.

— Хм. Ну а как я по сердцу твоей сестрице придусь. Как тогда быть?

— Да оставь ты его, Димка. Жидковат он мне в женихи. Мне того, кто меньше братца моего и близко не надь, — с пренебрежением, скорее фыркнула, чем произнесла, девица.

— Вот зря ты так, красавица. Ить в самое сердце ранила, горше пули шведской.

— Да ты шведа-то вблизи видел, — и снова пренебрежительное фырканье, ну чисто рассерженный котенок. — Де-еся-атник. Леша-ак. Так чего же ты тут-то делаешь, а не на берегу шведу холку мылишь? — Закончила, как припечатала она.

— Шведа видел, — даже и не подумал обижаться Александр. — А не мылю я ему холку, потому как пришел он не на псковские земли, а в новгородские. А как у нас на Руси говорится — как аукнется, так и откликнется.

— Это ты на прошлый год намекаешь? — Догадался паренек и возрастом помладше, и статью поменьше первого.

— Не паря, не намекаю. Я прямо говорю. Ить и сами нам не помогли и московского царя не допустили. А сегодня нам значит, против шведа выступать. Харя у ваших именитых граждан, да купцов, не треснет?

— Ты Новгород не замай, — с нескрываемой обидой надвинулся на парня, здоровяк Дмитрий.

— Обидно, — с горькой ухмылкой произнес Александр. — А как тебе то, что нашлись гниды в Новгороде, что ворота ворогу открыли. И ведь в одиночку такое никак не сотворить. Значит кто-то из этих самых именитых иль не последних купцов расстарался.

— Слышали о том. Ваши сказывали. Да только враки то. Силой швед взял, не предательством.

— Ты это вот им порасскажи, — Редькин кивнул в сторону ерохинских домочадцев, тихонько устроившихся на корме. — Ну да ладно о том-то. Время рассудит, брехло я иль чистую правду тут говорю. Но вот что до вас, мои дорогие, то… Вот не хорошо как-то получается. Я-то порассказал, кто таков буду, а вы все молчком, да бочком.

— Кхм. Дорохины мы. Я Дмитрий, это, — кивок в сторону парня примерно на год младше, — Агап, он, — на самого младшего, лет шестнадцати, — Борис. По батюшке, Гавриловичи. Сестрица наша, Ольга Гавриловна.

С нажимом уточнил Дмитрий, глядя прямо в глаза Александру. Тот только выставил перед собой руки в примирительном жесте. Мол вот как скажешь, так тому и быть. Чем заслужил очередной пренебрежительный взгляд девицы, и хитро понимающий, молодки.

— Ну а это, супруга моя, Настенька. Кхм. Анастасия Ивановна, значит, — тут же поправился Дорохов старший.

Н-да. Старший. Вообще, конечно тот еще бычок переросток. Но… Парню едва исполнилось двадцать. И ничего-то он кроме родной деревеньки, да сельских ярмарок не видел. И женился похоже только недавно. Настя она может и в тяжести, но деток пока не нажили.

Средний на год младше, и не женат. Сестрица… Ну, с девчатами всегда сложно. Как по нему, так она уж давно в возраст взошла и красуется наливным яблочком. Вот так надкуси, так и брызнет соком. Ну и младший, тот и вовсе малец, хорошо как шестнадцать годочков исполнилось. А то глядишь и помоложе. Все же братцы у него удались, а кровь-то одна.