Разбой - Петр Воробьев Страница 2

– Самбор, как слышно?

– Острый слух – лучше новых двух, – сквозь трески и шорох загадочно отозвался лётчик.

– Поморяне, они такие поморяне, – заметил Тро́стан, сын Мо́си.

Каким образом этот бестолковый розовый подсвинок мог быть выпускником морской академии в Акраге, по-прежнему оставалось для Анси загадкой, таинственнее, чем даже беспроводная связь. Но и в словах поросёнка изредка попадалась толика истины. Жителей юго-восточной части побережья Янтарного моря действительно отличало некоторое своеобразие. Женщин – красота и умение себя подать (злые языки добавляли – и упрашивать недолго, чтоб таки подали), мужчин – острота на язык и задиристость, и тех, и других – любовь к математике и непомерная спесь. Прихотью случая оказавшийся на борту рыбовоза Самбор сын Местви́на полностью подтверждал предпоследнее правило, а заодно одновременно и опровергал, и подтверждал последнее – в общении был вполне обходителен и даже в драки особо не лез, но прозвище его было не «Самбор из Пе́плина», а надменно-аристократическое «Самбор Пепли́нский, ме́чник», что предполагало наличие высокого замка на холме над богатым городом Пеплин, где с дружиной должен был жить обладатель прозвища, и конунга, за которым мечнику полагалось носить меч на случай сражения. Конунги, с мечами наперевес скачущие в битву, и дружины в замках как-то вышли из обихода за последние несколько поколений, да и Пеплин на карте был представлен малюсенькой точкой. Ладно, умеешь чинить гиропланы, зовись хоть владычицей кипарисового трона…

Внутрикорабельное переговорное устройство хрипло звякнуло, на этот раз, и лампочка зажглась: «Котельная».

– Шкипер, два с четвертью гросса, больше никак! – порадовал Пер.

– Держи сколько сможешь, отбой!

– Отбой, – на диво как положено ответил кочегар.

– Учитель, а мы сможем на таком давлении от них уйти? – наконец не выдержал и встрял с глупым вопросом Тростан.

С недавних пор первый помощник в учении по большей части стал ограничиваться не более чем двумя доказательствами собственного недомыслия в час, но когда время представить такое доказательство приходило, тугостойность ученика накатывала неостановимо, как ледяной шквал из-за Гру́манта.

– На дюжине узлов мы от их трех дюжин не уйдём, – терпеливо объяснил шкипер, мысленно в который уже раз поминая вошедшего в эпос благодаря своей выдержке этлавагрского гегемона Алкио. – Наоборот, лучше до поры держать ту же скорость и курс, а давление – для паровой катапульты. Тростан, проверь-ка, готовы ли пулемётчики. Аудрун, держи на запад.

Вновь не дождавшись подтверждения от рулевой, Анси уступил место у переговорного устройства помощнику, взял в руки дио́птр [13], и вышел из рубки на крыло ходового мостика. С направления к корме раздался неуверенный стрёкот, перемежаемый странным звуком – как будто кто-то ронял гайки в жестяное ведро. Со шлюпочной палубы поднялось облако дыма, даже на вид вонючего. Самбору сыну Мествина удалось запустить двигатель гироплана. Последний работал не на угле, а на мёртвой воде [14], причем не очень высокой степени перегонки. Топливо прогонялось через карбид, присутствие собственно воды в мёртвой воде приводило к образованию ацетилена, а тот в свою очередь улучшал сгорание и повышал мощность. Или разносил двигатель в куски – как получится. Лётчики заслуженно считались народом отчаянным, в отличие от, например, степенных и осмотрительных аэронавтов [15]. Управлять гиропланом на «Фрелси…» изначально должен был Чога́н, что вроде бы переводилось как «Дрозд», откуда-то из глубин Ви́нланда, и он как раз по отчаянности сгинул еще до Туле, пытаясь багром отбить небольшого (как ему по сухопутному отсутствию понятия показалось) кракена, на рейде Кро́мсхавна решившего утащить за борт корабельного кота. Корабль остался без кота, без Чогана, и с половиной багра.

Анси сын Сигурд-Йона поднес диоптр к глазам, для чего временно пришлось разнасупить брови. Гидроциклы были уже в виду. Они могли бы двигаться еще быстрее, не будь каждое суденышко отчаянно перегружено налётчиками, размахивавшими мечами и топорами (видимо, для поднятия собственного боевого духа). С другой стороны, получись даже у трех ватажек из пяти забросить кошки и перебраться на борт «Фрелси…», разбойники имели бы численный перевес в рукопашной. Шкипер запоздало подумал, что надо бы что-то сделать с горемыками на баке, кто обреченно, кто зачарованно следившими за происходившим вокруг, но тут открылась водонепроницаемая крышка над первым трюмом, оттуда вылез Гостисла́в-боцман, и взревел:

– Валите сюда!

Ему на помощь пришел вставший было у одного из двух пулемётов на верхней палубе Ги́мри Нос. Вдвоем здоровенный Гостислав и поджарый Гимри на удивление слаженно согнали беженцев в трюм – ни дать, ни взять, пастух, его овчарка, гурт ягнят, и двери овчарни. Шкипер даже прикинул, не завести ли взамен утащенного кракеном кота корабельную собаку.

Топоча, как гардарская слониха на сносях, мимо Анси по трапу вверх к пулемёту пробежал Те́йтур, оставив камбуз. А может, не собаку, а корабельного слона? Нет, держать слона и Тейтура на одном корабле выйдет перебор, хотя кок за время перехода с Туле откровенно спал с тела и даже перестал поворачиваться боком, проходя через водонепроницаемые двери. Не то чтобы готовить было не из чего, или Тейтуру не по вкусу была собственная стряпня, но сочетание холода, недосыпа, и лютой качки рано или поздно и любого проглота доведет до анорексии. Просто потому что не остается сил есть. Что там Тейтур, Вили вперёдсмотрящему уже можно было за шваброй прятаться.

– Учитель, пулемётчики готовы! – запоздало донеслось из рубки. – Симир спрашивает, когда Самбору взлетать?

– Как услышишь двигатели гидроциклов, вели запускать катапульту, – ответил Анси, проведя нехитрый расчет в уме.

Почти сразу же после этого, лёгкий ветер, сменивший направление с южного на юго-восточный, донёс почти комариное пение паровых турбин. Стоявший на катапульте гироплан с уже крутившимся ходвым винтом окутали облака пара. Раздалось шипение, несущий винт пришёл в движение, раскручиваемый тем же паром. Самбор дал отмашку, Сунна [16]блеснула на поликарбонате в смотровых прорезях его шлема, Симир под козырьком у подножия катапульты потянул рычаг, и влекомое цепью летательное устройство скользнуло вдоль направляющей, пугающе нырнуло вниз, едва не зацепив подвесной торпедой волны, и перешло в скорее менее, чем более, ровный полет.

Отрывисто застучал пулемёт на навигационном мостике на крыше рубки. По местами вспененной барашками поверхности моря безнадёжно далеко от приближавшихся гидроциклов пробежала дорожка всплесков. Только Анси успел подумать, что у йо́тунского [17]отродья Тейтура хоть хватило ума не расстреливать всю ленту, как сверху прозвучало: