Ясеневый турнир - Игорь Носовский Страница 2

Турин Эмельгем улыбнулся.

– Запомни одно, Альвер, – сказал Бык, – мы все отдадим за тебя жизнь. И я, и твой отец, и каждый из этих мальчишек. Ты – наследник дома Эмельгем, будущий граф Тиринборский. Тебе владеть Эшторном, управлять своими землями и наделами. Сейчас Арвин говорит, что отдаст за тебя всё, но он такой же юный и не видавший жизни мальчишка, как и ты. Чем старше мы становимся, тем большую ценность приобретает наша собственная жизнь, потому что мы влюбляемся в неё, понимаем её и открываем для себя что-то новое. Никогда не верь клятвам, но и не забывай их.

– Так вы не будете отсылать моего брата? – пропустив половину сказанного мимо ушей, спросил маленький виконт, покручивая в руке свой меч.

– Это решит граф Эстор, – правдиво ответил дядя Турин, заложив большие пальцы за широкий кожаный пояс, на котором виднелся его охотничий кинжал. – Пока же мне нужно повидаться с твоим отцом, Альвер. Я сделал семь лиг, загнав своего Брюзгу почти до смерти.

Маленький виконт невольно обернулся, глядя как конюх стреножит дядину лошадь. Брюзга был под стать своему хозяину – крупный, но с дурным нравом, однако выносливостью этот конь славился среди знати Тиринбора.

– Заячья тропа не самое лучшее место для путешествий в середине осени, – продолжил Бык, призадумавшись о чём-то на мгновение. Затем он снова посмотрел на Альвера, потрепал его своей огромной ладонью за волосы и отправился в замок.

Турин Эмельгем неспешно переваливался с одной ноги на другую, слушая как приятно хрустят его сапоги при каждом шаге. Он оглядел внутренний двор замка Сизый Дол, по которому уже успел порядком соскучиться. Дети снова сошлись в бою и снова разлетелся по замку стук деревянных орудий, вдохновлённые выкрики и карканье недовольных ворон. Подходил к концу десятый день месяца Лунопада, разделявшего осень на две половины. Луна по ночам светила особенно ярко, как будто становясь ближе и всякий, кто имел возможность лицезреть её в столь интимной фазе, несомненно впечатлялся на весь следующий день. Ветры уже изредка бывали достаточно прохладными, а листва на деревьях сплошь и рядом теперь окрасилась в жёлтый цвет.

Барон Турин Эмельгем вошёл под своды родового замка своего брата, оказавшись в просторном тёмном холле. Здесь было тихо и сыро, лишь изредка на стенах поигрывал огонёк в факелах. Пахло собаками, коими всегда полнились дома местной знати, любителей охоты. Чучела лосей, волков и кабанов укоризненно таращились своими глазами-бусинками на всех проходящих по коридору. Замок Сизый Дол был небольшим, однако имел богатую историю, будучи выстроенным, как резиденция первых князей из дома Легилль. Позже, когда Тиринбор был пожалован графу по фамилии Брусторс, в 996 году Эпохи Единения, Сизый Дол стал вотчиной новоиспечённого дворянского дома. Однако всё меняется, и вот уже во втором поколении Сизым Долом владел род Эмельгем, основатель которого, Торвин «Бравый», сверг Кровавого Графа и провозгласил себя владетелем Тиринбора. Сын Торвина – Эстор по прозвищу Миролюбец, учтиво и дальновидно правил своими землями.

Турин Эмельгем миновал основной коридор замка, попав к развилке, которая предлагала посетителям пути к Праздной Зале, где обыкновенно знать Тиринбора отмечала значимые события, к помещениям для черни (кухня, спальни, оружейная, подвалы), к курильням и винным комнатам, а также на второй этаж замка, который целиком принадлежал дому Эмельгем. Туда-то и отправился барон Турин, легко, будто шестнадцатилетний юнец, взбираясь по крутой каменной лестнице. По пути ему встретился кастелян замка Дит Элторн, верный служака дома Эмельгем, сбитый воин, послушный, словно пёс, выносливый, как вол, и глуповатый, будто осёл. Облачённый в кожаные доспехи, с мечом у пояса, кастелян худого роду поклонился барону со всей учтивостью. Он был невысок, с короткими побелевшими волосами и глубокой морщиной на лбу. Солдат, некогда служивший в армии Торвина Эмельгема, нынешний кастелян был старше барона Турина на двадцать лет, однако силы его покидать как будто не собирались, а со своими обязанностями по содержанию Сизого Дола он справлялся просто блестяще.

– Ваше благородие, – прозвучал хриплый голос кастеляна, и обветренное, закалённое жизнью лицо просветлело на миг. – Рад, что вы вернулись в Еловый Бор.

– Здравствуй, Дит, – устало ответил Турин Эмельгем. – От графа?

Кастелян коротко кивнул.

– Его высокородие принимает у себя настоятеля Готтона.

Барон, ничего не ответив, продолжил свой путь по лестнице. Миновав два пролёта и повстречавшись с виночерпием, звонарём и двумя гувернантками графини Эмельгем, барон наконец добрался до кабинета своего брата. Трижды постучав в дверь, он вошёл под своды комнаты, где граф коротал почти всё своё свободное время. Кабинет был просторным, с высокими потолками, большими зашторенными окнами, выходящими на внутренний двор Сизого Дола. Вдоль стен стояли шкафы с книгами по философии, государственному управлению, религии, охотоведению, ботанике и путешествиям. Чучел животных здесь не было, так как граф (будучи, пожалуй, единственным мужчиной в Тиринборе) был весьма посредственным охотником. За массивным еловым столом в сумраке восседал граф Эстор Эмельгем, владетель Тиринбора, хранитель вотчины Сизый Дол, глава Елового Бора. Ему не было и пятидесяти, однако плечи этого властного человека опустились, лицо иссохло, а волос на голове практически не осталось. Граф никогда не носил бороды, зато на глазах его поблёскивали окуляры. Он был очень худ, молчалив и не охоч до общения. Учёному по призванию, графу Эстору не посчастливилось родиться от Торвина Эмельгема, зачинщика мятежа против политики Кровавого Графа и лучшего воина своего времени. Владетель Тиринбора собирался всю свою жизнь посвятить книгам, молитвам и написанию истории княжества Эшторн. Однако мечты его рухнули, когда худородный Торвин Эмель уничтожил знатную фамилию Брусторс и провозгласил себя графом Тиринбора. Вся тяжесть бремени и страдания от несчастливой судьбы теперь была видна в его усталых глазах. Облачён был граф Эмельгем в свою любимую мантию учёного, носить которую он мог только в стенах своего замка. В те же времена, когда требовалось присутствие на званых вечерах, охоте, в суде или же приходилось покидать Еловый Бор, владетель Тиринбора облачался в свой кожаный камзол оливковых цветов с гербом дома Эмельгем.

В кресле подле стола графа восседал настоятель Лионест Готтон, глава Тиринборской церкви, личный исповедник Эстора Эмельгема, а также один из его первых советников. Толстощёкий священник с рыжей бородкой на лице, белоснежной кожей и пухлыми пятнистыми руками лишь одним взглядом своих маленьких карих глаз поприветствовал вошедшего барона. Ему было пятьдесят три года, сорок пять из которых Аионест Готтон отдал церкви. Белая роба настоятеля, увешанная всевозможными серебряными символами, бросалась в глаза в этом мрачном месте.

Барон Турин Эмельгем, сделав три широких шага, приблизился к брату и попытался обнять его, однако граф пренебрежительно отвернулся и приказал усаживаться. Он был скуп до эмоций и слишком стар для своих лет. Тем, кто знал графа всю жизнь, всегда казалось, что он стал стариком, будучи ещё мальчишкой.

– Вина, – усаживаясь в кресло, проговорил Турин Эмельгем, и виночерпий, который всё это время тихо прятался в тёмном углу, поднёс графин и наполнил кубок барона до верха. Барон отпил до половины, утёр усы тыльной стороной ладони и обратился к графу. – Ваш побочный сын разлагает дисциплину среди порядочной молодёжи. Не успел я вернуться в Еловый Бор, а Арвин уже умудрился поколотить Гидена Тандерби и моего пажа – Брюна Эрнитора. Вы ведь знаете, что внук барона Тандерби находится здесь под вашим личным покровительством…