Облик Огня - Михаил Липарк Страница 2

Пятьдесят шестой день Расцветания оказался первым по-настоящему жарким днем в этом году. Хотя иные предсказывали, будто уже нынче море замерзнет, а оттаяв лишь спустя девятнадцать лет, обрушит сильные шторма и наводнения на всю Дордонию. Почти никто не верил в эти россказни, а те, кто верил, сегодня могли воочию убедиться в абсурдности и пустословии «иных». Воздух был раскален, духота заставляла горожан расстегивать последние пуговицы на туниках и рубахах, а других и вовсе нырять в Солнечное Море, не дожидаясь официального королевского разрешения на купание в естественных водоемах.

Всех жителей Дастгарда, которых обычно объединяло до неприличия мало общего, сегодня все же связывало кое-что: тысячи людей торопились скорее закончить свои дела, в этот раз не для того, чтобы весь остальной день отлынивать от работы, а для того, чтобы к полудню подоспеть на площадь, где должны были казнить вора и распутника, мошенника, своими деяниями признанного изменником государства, странника и медведя из бедняцкого квартала, Сарвиллом именуемого.

Каждый, от мала до велика, знал имя странника наизусть, устав от постоянных объявлений, которые выкрикивали в переулках начинающие герольды и обычные скучающие пьяницы и барды — часто последние напоминали вторых и наоборот. Странниками же во всей Неймерии называли отнюдь не тех, чьи дела и убеждения постоянно тянули их на чужбину, а людей, рожденных с глазами разного цвета. Серый и зеленый, голубой и черный — какое бы сочетание цвета глаз ни проявилось у человека — это казалось странным для любого разумного существа, населяющего материк, будь то скупой гном, падший эльф, самый обычный человек или кровожадный гоблин. И, конечно же, все эти разумные существа сторонились странников так, как принято сторониться всего, что хоть на малую толику отличается от привычных стереотипов и несет в себе загадку, которые общество давным-давно обленилось разгадывать или, по крайней мере, доносить эту отгадку до обывателей.

В глубине Купеческого квартала, между храмом великой и щедрой Касандры и лавкой торговца тууринскими коврами стоял старый сиротский приют под покровительством того же храма, названного в честь Богини Плодородия, в котором маленькая Кристи лежала в кровати и изучала увесистую книгу.

Девочка все утро, то и дело, поднимала книгу все выше, пытаясь загородить глаза от навязчивого солнца, которое по своему существу, как и всегда сегодня восходило, заглядывая и согревая каждый темный уголок во всей Неймерии. Кристи была пострижена почти наголо и, если бы не ее синие как Солнечное Море глаза и не исключительно смазливые черты лица — ее легко можно было бы принять за мальчишку.

Сегодня она проснулась раньше обычного и уже успела выучить родословную Бивина Стонкина — первого императора Туурина, что являлось обязательным к изучению, как и все, что было описано в немногочисленных книгах, которые находились в распоряжении приюта с незапамятных времен и которые наизусть знал каждый воспитанник оного.

— Кристи, собирайся! — выкрикнула запыхавшаяся девчонка, только что вбежавшая в комнату, вырвав из утреннего полусна тех, кто еще спал.

— Тише, Мидэя! — ответила девочка, поднимаясь с кровати. — Куда собираться?

— Ты что, забыла? — Мидэя на секунду отвлеклась, достав из носа неприятную на вид массу, и пустила ее в сторону ёрзающего на одной из кроватей. — Сегодня будут казнить странника из Медвежьего квартала!

— Ну и что? — Кристи закрыла книгу, оставив указательный палец между страницами и села. Расправив плечи и выгнув занемевшую спину, девочка блаженно простонала.

— Как это ну и что? — Мидэя снова громко проскрипела детским ломающимся голоском, заставив какого-то соню показательно откашляться, и выпучила свои большие карие глаза. — Казнь говорю смотреть пойдем, дурочка! Видела когда-нибудь, как человека вешают?

— Нет, — задумалась Кристи. — А зачем на это смотреть?

— А затем, что если сегодня не посмотришь, то никогда больше и не получиться посмотреть! Вот тебе сейчас уже двенадцать лет, а ты еще никогда ничего подобного не видела. А в следующий раз, когда выпадет такая возможность, тебе будет уже… — Мидэя затупила взгляд на одной из своих рук, пытаясь на пяти пальцах пересчитать сколько подруге будет лет еще через двенадцать зим и после двух неудачных попыток — сдалась, — Тебе будет уже… больше! Поэтому ты вообще никогда можешь не увидеть, как… бээ! — она высунула язык, изобразив будто болтается в петле.

Удивительно, но аргумент Мидэи подействовал отменно.

— Тогда побежали! Мы еще успеем. — Кристи натянула на льняную рубаху не первой свежести мятые, вытащенные из-под подушки, штаны и, как две капли воды, стала походить на свою подругу.

Девочки выбежали из приюта и тут же наткнулись на совсем маленького мальчишку, играющего с деревянной палкой и видимо, воображающего себя дастгардским королевским паладином или странствующим Рыцарем Доблести из Тоддена.

— Тамин, давай с нами на площадь. Мы бежим смотреть казнь! — крикнула Кристи, пробегая рядом с мальчишкой, и игриво толкнула его в плечо. Мальчик отбросил деревяшку и помчался следом, отреагировав вовсе не на неимоверный интерес к казни, а на задиру, которая посмела толкнуть его — самого достойнейшего из достойнейших — и непременно должна была поплатиться за эту дерзость.

Купеческий квартал был вторым по величине кварталом после Медвежьего и предназначался для проживания, конечно же, совсем иных сословий нежели вышеупомянутый бедняцкий и насчитывал несколько тысяч голов аристократии. Старый обшарпанный приют Касандры посреди домов знатных дам и мужей был ничем иным, как доказательством самим себе того, что милосердие и сострадание все еще занимает свое место в их давно расчетливых и холодных сердцах.

С запада на высокий утес, на котором располагался Купеческий квартал, задувал влажный соленый морской воздух и разносился по Последнему Гарнизону и Портовому кварталу, что располагались с севера и юга, соответственно. И если второй квартал носил незатейливое название и доказывал свою примитивность высочайшим маяком у самого берега, то о том, чем отличается Последний Гарнизон от остальных районов, нездешним приходилось поломать голову. Но вся интрига рассеивалась, как и полагается любой интриге при малейшем более глубоком рассмотрении — от самого рассвета и до сумерек королевские военные легионы утаптывали здесь землю в постоянных репетициях походного шага, военных учениях и других не менее важных для армии дел. Казармы и все военные академии находились тоже здесь. Почти все.

Дальше на востоке, если миновать аллею Яблонь и Небесную аллею, пройти мимо Садов Знаний, где обеспеченное подрастающее поколение имело возможность получить образование сначала в местной начальной школе, а потом Высшей, можно было уткнуться в Небесный квартал — место, где размещались, обучались, тренировались и даже покоились самые достойные из королевских паладинов. Небесная академия выпускала не больше сотни воинов в год, прошедших все испытания и наученных бороться с любыми, даже самыми извращенными, проявлениями магии. Помимо всего прочего Дастгард не мог не похвастаться аллеей Ремесленников, где лучшие мастера демонстрировали и продавали свои вновь выкованные, слепленные или выструганные диковинки; Церемониальным кварталом с самой большой концентрацией священных мест на одну квадратную сажень — монастырей, храмов, обелисков и алтарей всех до единого посвященных Всемогущей Касандре; кварталом Нелюдей, где по понятным причинам приходилось уживаться бок о бок эльфам и гномам. К исторической части города относились разве что Руины Эльфов, которые ныне не пользовались популярностью и больше напоминали городскую кладовку, куда местные жители заходили только за тем, чтобы отрыть какую-нибудь внезапно понадобившуюся древность.