Кровь зверя - Виктор Ночкин Страница 19

После разговора с полковником Алехин возвратился в номер и объявил:

– Есть новое задание.

– Хорошо! – оживился Шартьев. – Кого на этот раз разрабатываем?

Алехин тяжело вздохнул. Ему тоже понравилась вчерашняя акция. Тогда все было ясно и просто: все, кто в здании «Светланы», – враги. Никаких вопросов, простая работа. А вот что делать с учеными?..

– Наша группа преобразована в отдел безопасности при научно-исследовательском центре здесь же, в Лихославле.

– Это надолго? – Делягин нахмурился. – У меня в конце июня отпуск.

– И еще вопрос, товарищ капитан, – встрял Шартьев. – Ученые степени нам присвоят? Служишь, понимаете, служишь, а все прапорщик. Вот у профессоров, говорят, зарплата – будь здоров какая.

Делягин заржал, но Алехину было не до шуток. Полковник вручил ему несколько брошюр о биотине, засунутых между листами местной газеты: «Ознакомься хотя бы в общих чертах».

– Отставить смешочки, не то будете у меня матчасть изучать.

Угроза заставила подчиненных притихнуть, а капитан завалился на диван и с тяжким вздохом открыл первую брошюру.

Начало было обнадеживающим. Едва ли не с возникновением Сектора встал вопрос: возможно ли синтезировать биотин? По всему миру закипела лихорадочная работа, и выяснилось, что искусственные вещества с идентичным химсоставом биотином не являются. Иностранцы, несомненно, изо всех сил пытались нарушить монополию России на биотин, но это им не удалось. Отечественным лабораториям тоже раздали заказы – если продукт стратегической важности можно создать искусственно, об этом нужно было узнать заранее. Работы начались… и никаких итогов.

Алехин вздохнул.

– Пойду займусь «Фердинандом», – сказал Шартьев. – Сил нет слушать, как капитан вздыхает.

Алехин вздохнул еще раз и взялся за вторую брошюру.

Профессору Баргозову пришла в голову светлая мысль: производство следует развернуть в Секторе либо поблизости от него, там такие-то и такие-то показатели таких-то замеров отклоняются от нормы, и можно предположить, что один из этих факторов окажется решающим… Чем все закончилось, было не ясно. Результат опытов группы Баргозова, конечно, засекречен, но ведь полковник предоставил бы информацию – Алехин в этом не сомневался. Предоставил бы… если бы было что предоставлять. А в брошюре не содержалось никаких сведений – ни победных реляций, ни признания неудачи. Как будто и не начинали.

Капитан нашел дату на последней странице: 2015 год. С тех пор что-то могло измениться. Он вдруг поймал себя на том, что опять вздыхает. Ему бы не в эту научную лабуду вникать, от которой ломит в затылке и челюсти сводит, ему бы настоящее дело, боевую задачу: вот ты, вот враг… Эх-х…

– Погляжу, что там у прапорщика. Может, помочь чем…

Вот и старлей сдался, убежал от командирских вздохов.

И капитан Алехин остался наедине с брошюрами.

* * *

Около одиннадцати часов утра в дом Шилковых постучал участковый. Открыла бабушка Лизы. Отперла и замерла, с подозрением глядя на полицейского сквозь толстые линзы очков. Участковый за сегодняшнее утро уже раз двадцать обругал начальство, из-за которого приходилось заниматься такой ерундой. К тому же старуха на старости лет совсем выжила из ума, с ней беседу вести – удовольствие, как говорится, ниже среднего…

Нудным голосом он представился и спросил, дома ли Елизавета Константиновна Шилкова.

– Не надо ее беспокоить! – всполошилась безумная старуха. – Плохо ей, совсем больная!

Участковый аккуратно отодвинул тщедушную бабку с пути и прошел в комнату. Елизавета Константиновна сидела на кровати, укутавшись одеялом, и листала альбом с фотографиями. Рыжие волосы торчали в стороны слипшимися неопрятными прядями, девушка была бледной, даже синеватой. Старуха, хотя и безумная, тут не обманула – внучка в самом деле хворает.

– Здравствуйте, Елизавета Константиновна, – сказал полицейский нарочно громко, чтобы привлечь к себе внимание.

Девушка и ухом не повела. Участковый, скрипя рассохшимися половицами, приблизился к кровати и заглянул через укутанное одеялом плечо. Лиза разглядывала семейный альбом со старыми снимками.

– Вот такой позавчера под утро возвратилась, – забормотала старуха, – не говорит, ничего не помнит, меня едва узнала…

– Она в агентстве по трудоустройству была? – уточнил полицейский. – В «Светлане»?

– Там, там, – часто закивала бабка. – Я ее отговаривала – не ходи, говорила, там жулики, увезут тебя, неизвестно что с тобой сделают, а она все равно: заработаю денег, тебе на лекарства нужно. А что́ мне лекарства? Я и так обхожусь, мне уже намного лучше… Не послушала Лиза и пошла документы подавать в эту «Светлану». Раз ходила, другой раз ходила, медицинскую карту показывала, на обследование в поликлинику отправляли, потом опять ходила. Когда последний раз вернулась – не в себе была и молчит с тех пор. Но уже лучше ей, лучше. Вчера вовсе страшно глядеть было, прямо на себя не похожая Лизонька вернулась, лица на ней не было… а теперь вот оклемалась, что-то вспоминать начала, я ей фотографии с родителями покойными дала, пусть глядит, пусть.

– Значит, ничего не помнит? – уточнил участковый.

Лиза молча листала альбом, водила пальцем по снимкам, снова листала… вела себя так, будто она одна не только в комнате, но и на всем свете, и некуда спешить, и нет дела важнее, чем смотреть на старые фото. На участкового она так и не взглянула.

Ему стало неловко. В самом деле гражданочка, видно, попала в эту заваруху с перестрелкой, что-то там такое увидела. Шок у нее, значит. Но по крайней мере, хорошо, что жива, цела и сидит дома, а не едет невесть куда. Если начистоту, участковый сам Гочу и его «Светлану» поганой метлой из города вымел бы, сразу воздух стал бы чище. Но не под силу такие дела простым участковым. Не велено было трогать Гочу, даже в рапорте упоминать запретили.

– Ну ладно. – Полицейский для порядка раскрыл планшет, сделал пометку. – Пойду я. Выздоравливайте, Елизавета Константиновна!

Девушка выпростала из-под одеяла вторую руку, в ней был пульт управления телевизором. Ткнула кнопку, на экране появилась заставка мультфильма о супергероях.

– Мультики ее любимые в детстве были, – всхлипнула бабка, – поставила ей, пусть смотрит, вспоминает.

Участковый пошел к выходу. В дверях обернулся, оглядел Лизу, уставившуюся в экран, на котором мелькали пестрые картинки, и бросил: