Заговор "Королей" - Георгий Пушнин Страница 19

После совещания «королей» Столбов вызвал к себе начальника службы безопасности.

— Пушкин. Он памятник себе воздвиг нерукотворный… струится кровь с кольчуги медной, на шлеме вьется борода, — блеснул эрудицией Столбов. — Делайте что хотите, но этот друг тунгусов заставляет нас вздыхать и думать про себя…

Начальник службы безопасности едва заметно кивнул и тихо вышел из кабинета.

«Пушкин», — говорили в это же время на другом краю Земли. «Я в который раз слышу фамилию какого-то клерка, — раздраженно выговаривал один из собеседников. — Надо устранить все поводы к ее упоминанию в этом кабинете. Я больше не хочу слышать фамилию „Пушкин“».

— Илья, — Мудрогор обратился к Чернявскому, и тот заметил, что голос шефа стал тяжелым и глухим, — во время совещания почему-то несколько раз вспомнили Петра Пушкина. Америкашки во все лезут. Так вот: Пушкин мне симпатичен. Он честный профессионал. Не его вина, что он оказался не в том месте и не в то время. Он, кажется, твой давний знакомый? Займись проблемой сам, исходя из давних дружеских связей.

— Постараюсь, — ответил Илья. И Мудрогор с удивлением уловил в темных глазах своего советника весёлый огонёк.

* * *

До записи очередного шоу оставались считанные минуты, а режиссеру все меньше нравилось состояние ведущей. Она давно уже была не в себе, но в последние дни явно приближалась к истерике. Пока над ней работал визажист, Алиса сидела в каком-то ступоре, безвольно уронив руки на колени. На вопросы отвечала невпопад. Режиссер — ласковый пузан, имеющий привычку разговаривать с участниками записи, как с больными детьми, тщетно пытался привлечь к себе ее внимание. До этого он созерцал, как на Алису натягивают белую кожаную юбку с четырьмя рискованным разрезами и красный жакет в обтяжку, укладывают в элегантные волны ее непослушные волосы, сажают на смуглые запястья браслеты со стразами. Режиссёр всегда был уверен, что вместо ток-шоу можно сорок минут демонстрировать в эфире Алису — аудитория не уменьшится.

Сейчас, глядя на Алису, режиссер смутно предчувствовал грядущую катастрофу. Конечно, это всего лишь запись. Но в случае провала сегодняшнего шоу пойди собери всех участников вновь — сроки! сроки! Алисе под лацкан жакета уже лепили булавочный микрофон. Звезда не подавала признаков жизни.

— Алиса! — взмолился режиссёр. — Проснись. Сегодня в студии полные уроды и уродки. Депутаты и их жены. Тема — интимная жизнь политиков, как они устраиваются с этим делом в условиях дефицита времени и под грузом государственной ответственности. Пришел Кирьянов. Его жена — Леопольд Мусеев, певец. Признайся, ты прочла то, что я тебе давал?

Алиса неопределенно дернула головой. Режиссер поднял глаза к потолку и немного помолился.

— Алиса, — продолжал он, просительно сложив руки на груди, — ты должна с ними хотя бы познакомиться и поговорить. Это записано в технологии производства шоу.

Алиса что-то прошептала. Режиссер цыкнул на ассистентку, отогнал ее, встал на колени и подполз к Алисе поближе.

— Урод, — сказала Алиса чуть слышно.

— Алисочка, кто урод?

— Мусеев — урод и гомик. Опять паноптикум собрали.

— А я что говорю? Только на записи ты с ними поаккуратней. Главная мысль — политики разные нужны, политики — что уж там — всякие важны. Кирьянов пятьдесят тысяч долларов внес на создание позитивного имиджа секс-меньшинств. И ещё обещает, если ему понравится. А не понравится — развоняется. Я его хорошо знаю. Гадина Мусеев только что приехал и сразу начал к нашему оператору клеиться. Пришлось припугнуть, что Кирьянову стукну. Алиса, я сейчас умру, если ты не поднимешься.

Алиса сфокусировала на режиссере свои миндалевидные глаза, сводящие с ума не одну сотню фанатов.

— Где Мусеев? — спросила она с такой грудной угрозой, что режиссер внутренне окоченел.

Профессия есть профессия. Алиса собралась и первые полчаса записи вела себя пристойно: задавала плановые вопросы, шутила вовремя и с нужной долей фривольности, к месту демонстрировала оператору ноги через разрез в юбке.

Катастрофа наступила, когда она перешла к опросу Мусеева. Тот жеманно устроился на стеклянном высоком стуле и стрелял туда-сюда подведенными глазами. Диалог свернул на опасную тему восприятия его наклонностей окружающими.

— И что вы чувствуете, сидя здесь, перед большим количеством зрителей, которые, возможно, не собираются благосклонно отнестись к вашему образу жизни?

— Отторжение — это так возбуждает, — кокетливо проворковал Мусеев и многозначительно поджал накрашенные губы.

— Возбуждает тебя? — неожиданно спросила Алиса нехорошим голосом. Мусеев капризно дернул бровями. С другого стула удивленно подался вперед Кирьянов: он не любил, когда грубые люди забижают его «жену».

— Сидишь тут, пидор крашеный, — Алиса отчеливо произносила каждое слово, — а в Москве люди бесследно исчезают. Талантливые, чистые люди. Не чета тебе. Собой рискуют, возможно, за родину жизнь отдают. А тебя, значит, возбуждает?

— Что вы себе позволяете? — возмущенно начал Кирьянов.

— Что ты себе позволяешь, извращенец белодомовский? — переключилась на Кирьянова Алиса. — Морду нажрал и думаешь, можно в телевизоре все что угодно за бабки показывать? А где ты, дядя, эти пятьдесят тысяч взял? Из жалованья откладывал? Не добрались ещё до тебя…

Камеры продолжали работать. Публика в студии обменивалась восторженными возгласами. Кирьянов сжимал кулаки и хватал ртом воздух.

— Да я вас… да вы тут… да я как вас…

Вдруг он схватил Алису за руку, жакет сильно съехал, оголилось роскошное плечо. Публика восхищенно ахнула. Где-то щелкнула вспышка.

— Стоп! — заорал режиссер, вскинув обе руки. Но было поздно. Кто-то крикнул: «Проституцию в Конституцию!»

Алиса коротко размахнулась и вломила депутату коленом между ног. Опять кто-то крикнул: «Яичница! Бтазунья!»

Последняя мизансцена шоу выглядела так. Кирьянов валяется на полу в характерной позе мужчины с поврежденным достоинством. Над ним певец Мусеев дует на это самое достоинство и грязно кроет Алису. Алиса брезгливо снимает жакет, за который хватался депутат, швыряет его на поверженных голубков и, переступив их, как есть с голой грудью, покидает поле боя. Режиссер рыдает от смеха в проходе. Все.

Происшествие взбодрило Алису. Она обрела способность действовать. Накинув шубу из рыси — мех под стать характеру, — Алиса двинула к выходу. За ней бежали по коридору, что-то кричали. Останавливать никто не решился. Она прыгнула в машину и сорвалась куда глаза глядят. Манера вождения Алисы не отличалась аккуратностью. Обычно тормозившие ее гаишники узнавали телезвезду и не ломаясь отпускали. Но грустный долговязый дядя с бляхой и жезлом, что махнул ей на перекрестке, почему-то начал придираться и попросил выйти из машины. Алиса к этому времени немного остыла и потому подчинилась.

— Что случилось? Я что-то нарушила? — прикинулась дурочкой Алиса, только что проехавшая на красный свет трёх светофоров.