Война по понедельникам - Антон Первушин Страница 19

Не означает ли это, продолжал Ю.Легкоступов, что члены так называемого Клуба Альтруистов своими безответственными заявлениями вселяют в граждан нашей страны ничем не подкрепленную надежду на лучший мир, лучшую жизнь? Такое уже было в нашей истории — вспомните «культурную» революцию, устроенную Плехановым и его приспешниками — и мы с вами прекрасно помним, чем все это закончилось.

И далее: почему до сих пор, несмотря на многочисленные запросы со стороны общественного движения «АнтиКА», так называемый Клуб Альтруистов не предоставил статистические данные по случаям отказов на прошения о миграции? Опасаетесь подмочить репутацию, господа Альтруисты?!

И последний вопрос, на который мы давно дожидаемся ответа: кто вас финансирует, кто финансирует это неприкрытое издевательство над чувствами и надеждами наших сограждан?

— Да, — резюмировал Серж, откладывая наконец газету. — Новый этап. Поумнели, черти! Дошло, что кавалерийским наскоком не возьмешь. Раньше-то как было? «Кто нам сказал, что под видом так называемого Клуба и тому подобное в нашем мире не бесчинствует свора бандитов, гангстеров, продающих доверившихся им людей в рабство другим мирам?» — процитировал Гашарти, умело пародируя пафос анонимного автора. — «Куда смотрит наше правительство? Куда смотрят общественные организации? Куда смотрит наша хваленая интеллигенция? Запретить! Арестовать! „Пятую колонну“ разоблачить и заклеймить! Ввести поправку в Конституцию! Чтобы раз и навсегда и на веки вечные!» Всего пять лет назад их называли «изоляционистами», теперь вот — «общественное движение „АнтиКА“… Поумнели. Не позволяют себе бездарных частушек на рифму: „ШавКА-МурКА“. Бить научились метче, передергивать изящнее; вместо высокого слога и лозунгов — претензия на рассудительность и здравый смысл. Правда, этот вот Легкоступов пока молод, впадает в митинговщину, но в конце концов не все потеряно: подрастет и задаст нам перцу, вот увидишь… И знаешь, Игорек, если уж совсем откровенно, иногда читаю их прессу и ловлю себя на мысли: жаль что эти ребята не с нами. Поумнели. И метко, как метко стали бить…

Игорь восхищенно слушал. Очень ему нравилось, когда Серж заводился, становясь, словно по мановению волшебной палочки блестящим оратором, Цицероном — так слушать его, казалось, можно бесконечно. Но было у Ведущего Гашарти и еще одно неоспоримое достоинство: он всегда знал, где и когда нужно остановиться. Вот и сейчас он оборвал свою вдохновенную речь на полувыдохе, лукаво улыбаясь, взглянул на внимающего Игоря и предложил:

— А не испить ли нам кофею?

— С удовольствием, — отозвался Игорь смиренно, хотя и несколько разочарованно.

— А потом я научу тебя играть в «съешку», — заявил Серж, уходя на кухню.

Игорь встал и прошелся по комнате, остановился у окна. За окном шел дождь. И уже совсем стемнело. Перед коттеджем рос вяз; силуэт дерева на фоне размытого света далеких огней казался силуэтом причудливого существа из сказки или из невероятно отдаленной реальности. Там, за вязом, скрытая сумраком, тянулась присыпанная песком дорожка; она выходила к высокой ограде, вдоль которой прохаживались ребята в непривычном и в первое время смешившем Игоря облачении подразделения полиции, выделенного мэром Питерполиса для защиты представительства КА от возможных выходок экстремистов-изоляционистов. А еще дальше — прятались от дождя в походных палатках активисты Казачьей Рады, сорвавшиеся с насиженных мест защищать Отечество от «чудищ из иной реальности» и не осознавших еще всю бесполезность своего пребывания здесь. По утрам они громко перекрикивались, варили себе завтрак в походном котле и тренировались в искусстве владения шашкой. Игорь несколько раз ходил смотреть на это зрелище и простосердечно восхищался, наблюдая, с каким искусством усатые мужики и совсем еще безусые мальчишки управляются с этим большим и остро заточенным лезвием.

Один из казаков, высокий и седовласый, показался Игорю очень на кого-то похожим. Он пытался вспомнить, на кого, но происхождение этих воспоминаний находилось в той области его памяти, которую психотерапевты реабилитационного центра сочли необходимым временно заблокировать. Поэтому вспомнить ему не удалось, но смутный осадок в душе остался, и Бабаев больше на бесплатные представления не ходил.

Игорь отошел от окна и направился на кухню взглянуть, как там справляется Серж с кофеваркой. Тот справлялся с присущим ему изяществом.

— Вот объясни мне, Серж, — Игорь невольно копировал разговорную манеру своего Ведущего, — откуда все это идет? Вот это неприятие деятельности Клуба откуда?

— Всегда готов ответить на любой твой вопрос, даже на самый трудный, — ни на секунду не отвлекаясь от кофеварки, сказал Серж. — А это, замечу, трудный вопрос. Хороший вопрос. Видишь ли, Игорек, тебе вот нелегко, должно быть, представить, ведь ты молод и не отягощен предрассудками, что далеко не все люди питают к нам добрые чувства. Но все-таки попытайся представить: вот живет человек, ничего не подозревая о существовании параллельных реальностей, ничего не зная, кроме своего собственного ограниченного до предела мирка; он привык жить в рамках своего мира, приспособился к его требованиям, приноровился к его условностям. И вдруг являемся мы, никому неизвестный Клуб Альтруистов, причем, являемся совершенно неожиданно, из воздуха, в прямом смысле, и заявляем, что единственная наша цель — это совершенно безвозмездно, без всякого злого умысла, одаривать счастьем всех встречных-поперечных. У такого вот человека сразу возникают подозрения: как это так, откуда, почему о вас ничего раньше слышно не было, так ли уж искренни ваши намерения, не вешаете ли вы нам очередную лапшу на уши? Ну, ты все это должен помнить по статьям и подборкам писем читателей в газету. Но главное — недоверие к нам и даже отторжение вызывает какая идея? Действующий альтруист! Вот что это такое? Будь мы просто альтруистами, размышляй мы о своем альтруизме по грязным пивным, забегаловкам, не предлагай конкретных решений — было бы понятно, и для всех в порядке вещей; нас бы просто не замечали. Альтруисты? Все мы, господа, в некотором смысле альтруисты!

Существуют и более мелкие, более приземленные мотивы у тех, кто не желает нас принимать. Например, зависть к нашему богатству и к нашей щедрости. Страх перед возможностью ослабления собственной власти: ведь не исключено, что наше появление в этом мире пошатнуло не одно высокое кресло. Любая реальность, Игорек, — это по большому счету совершенно автономная система; ничтожное воздействие извне приводит к нарушению установленного равновесия, и как следствие негативную реакцию на это вот нарушение. Никому не нравится жить в эпоху переоценки ценностей, переосмысления опыта, накопленного поколениями. Поэтому пока люди не осознают всех выгод для мира, в котором они живут, для себя лично в нарушении пресловутого равновесия, поддержки от них не жди. Ну как, я понятно изъясняюсь?

Игорь кивнул, подтвердив, что объяснение Сержа он принимает.

Но тут же заметил:

— Но вот я слышал, будто бы Клубу Альтруистов с каждой новой реальностью все труднее и труднее вживаться в нее; сила отторжения нарастает по мере удаления от альфа-вектора; некоторые реальности, чего раньше не было, вообще отказывают Клубу в праве открывать свои представительства на их территории. Это ведь факт? Не пустые слухи?