Горячий след - Олег Верещагин Страница 19

Олег достал револьвер, прицелился, но передумал — ломбы не нападали. Они ждали, зная, что человек скоро умрёт.

Олегу вспомнилась читанная в Интернете книжка «Имя для витязя». Как бойцы Песчаного Отряда на какой-то планете (в будущем) искали воду. Они нашли подземную реку — и спаслись… Под этой пустыней тоже текут реки — огромные потоки холодной воды. Да-да, много-много воды всего в каком-то полукилометре от него. Полчаса ходьбы даже в нынешнем состоянии.

Только вниз.

Надо было поспать. Олег закрыл глаза.

* * *

По ночным барханам сбегали текучие тени. Светила луна — как прожектор.

Звуки крались следом за человеком.

Шаг. Шаг. Ещё шаг. Ноги вязли в песке. Олег шёл без головной повязки, чтобы дать отдохнуть страшно чешущейся от соляной корки высохшего пота голове.

Чёрно-серебряные барханы плыли вокруг него. Качались. Текли, как ртуть, как смола.

«Небо над нами звенит, как сталь…» Небо над нами звенит, как сталь, говорил принц Эльрик у книжке Муркока.

Нельзя умирать. Умрут шестнадцать человек. И он — семнадцатый.

Достаточной причиной для того, чтобы умереть, может быть только слабость человека. Неумение найти выход. Так говорил Князь.

Мозги работали с каким-то противным, болезненным стуком. Робин не сразу сообразил, что это стучит, бьётся в висках изнутри загустевшая кровь.

Звёзды пульсировали в такт этим ударам. Около полуночи мальчик упал и не сразу смог подняться, потому что упал лицом в воду и пил, пил её… Скрип песка на зубах и боль в ссохшемся рту заставили его придти в себя.

Он встал и помочился. Моча была чёрной, и не из-за того, что стояла ночь. Соль. Переизбыток солей.

Ста километров — нет, примерно восьмидесяти — ему не пройти. Следующим вечером он уже не поднимется, а если попробует идти днём — упадёт ещё до вечера.

— Всё? — спросил Олег звёзды. Они подмигивали сверху. Ободряли? Издевались? Вспомнилась другая книжка. Про полярную экспедицию Скотта. Как англичане шли по бесконечным ледяным полям, через торосы, по льдам — под вот таким же звёздным небом. Шли умирать, фактически знали, что идут умирать… И мечтали только об одном.

Согреться.

— Я бы поменялся, — сказал Олег в небо. — Но каждый умирает на своём месте. Или живёт на своём. Главное — правильно выбрать место.

Да. Вот оно. Место.

Оазис.

Карта всплыла перед его глазами. Необычайно отчётливо. Сейчас мозг заработал, как отлаженная машина. Оазис. В тридцати километрах перпендикулярно той точке, где он сейчас находится.

Олег улыбнулся, слизнув кровь с лопнувших губ.

Если он не пройдёт эти тридцать километров до рассвета, то умрёт. Больше того — он отклонится от пути, исчезнет даже призрачная надежда дойти до Гарбея. Но если он всё-таки доберётся — он спасён. Там вода и отдых. Он наполнит фляжку, отлежится и дойдёт.

Прикрыв глаза, Олег заставил себя сосредоточиться и определить направление. Потом повернулся.

И побежал по барханам — неспешно, но быстро, покачивая корпусом и глядя прямо перед собой.

* * *

Спустя пять часов мальчишка всё ещё бежал. Почти в рассвет — во весь горизонт чуть правее направления его движения на небе белела и ширилась беспощадная полоса огня.

Казалось, человек упрямо бежит в костёр.

Олег почти не мог думать. Он понимал только, что шевелит ногами, но ему казалось, что это происходит на одном и том же месте. К счастью, бежать получалось вдоль барханов — всё-таки легче.

Острые рыжие щупальца метнулись навстречу бегущему — и побелели стремительно, обретая цвет вынутого из горна стального клинка.

Песнь летящего лезвия, отчётливо и бессвязно подумал Олег.

Сейчас они проткнут его. Слева выстроился поразительной красоты розово-белый город — воспоминание пустыни? Плод его собственного, Олега, воображения? Острые шпили наклонились, поплыли в молниеносно светлеющее небо, как столбы дыма над марфинскими домами зимой…

Ужасающий жар плеснул навстречу кипящей волной. Перехватило дыхание.

Олег упал.

Он не потерял сознания и, полежав не больше минуты — солнце сжигало его сквозь куртку и майку — пополз по песку, дыша широко открытым ртом. Ему не хватало воздуха, сердце проламывало грудную клетку изнутри.

Небо над нами звенит, как сталь…

Через полчаса примерно он поднялся и побежал снова. Голова моталась, как воздушный шарик на тоненькой верёвочке. Ноги подкашивались. Он знал, что в любом случае пробежит мимо оазиса — крохотного пятнышка в бескрайнем море песков…

Кому больно — тот ещё жив.

Невыразимо прекрасный мираж плыл и колебался впереди — приземистые, широко раскинувшие тонкие ветви деревья у серых камней, на которых блестел свет, а у подножья — вода. До него оставалось не больше ста метров, до этого миража.

Ноги тяжело вязли в песке. Можно ли войти в мираж? Как это будет выглядеть? Олег упал, скатился по внезапно начавшемуся склону бархана. Есть ли рай для будущих десятиклассников — и как выглядит это милое место, неужели как смесь рэйв-пати с пивбаром? Ужасно… не хочу…

Мираж был вокруг мальчишки.

Олег понял, что умер. И обрадовался тому, что это оказалось хотя бы в конце не так мучительно. И что после смерти он видит это.

Он подошёл к озерку, со дна которого во многих местах весело били фонтанчики взметаемого родничками песка. И, встав на колени, начал пить ледяную воду.

* * *

Следующим вечером Олег стоял у начала дороги, причудливой лентой серпантина спускавшейся вниз с высокого холма — прямо к серо-жёлтому шумному городу на берегу коричневой от глины реки.

* * *

Несмотря на отчётливо поздний час, базар шумел вовсю. А может быть — именно поэтому, судя по всему, днём жара тут царила непереносимая. На Олега — в его потёртой джинсе, в пыльных берцах, с револьвером и ножом на поясе и рюкзаком за плечами — никто внимания не обращал, хотя люди вокруг были чем-то средним между индусами и классическими мусульманами. В смысле, очень смуглые, тонколицые, невысокие, но в полосатых балахонах и чалмах-не чалмах, но чём-то очень похожем. В узких улицах, отходивших от большущей базарной площади, тоже торговали, горели факела в держателях на стенах, часто. Гомон стоял жуткий, торговали всем на свете, попадались верблюды и ишаки… а ещё — рослые люди, загорелые, но от природы явно не смуглые, одетые в белое: куртки, широкие шорты, пробковые шлемы с высоким гребнем. Они шли всегда по трое, глядя поверх голов, увешанные разной амуницией на чёрных ремнях. И вид у них был очень хозяйский.