Лезвие вечности - Андрей Быстров Страница 19

– Я не могу отделаться от ощущения, – задумчиво проговорил египтолог, – что где-то уже видел похожий стилет.

– Если бы видел, запомнил бы, ты ведь специалист.

– Ты плохо представляешь, о чем говоришь. Тысячи музеев, миллионы экспонатов. А мы, ученые, подобны флюсу, как утверждал Козьма Прутков, – полнота наша односторонняя. Но, если ты оставишь мне стилет на недельку, попытаюсь выяснить.

– Оставлю, – сказал Костров. – Но с условием – никому ни звука. Пронюхают мои друзья-коллекционеры – все, пиши пропало, проходу не дадут.

– Договорились.

Костров посидел у Левандовского еще с полчаса, но разговор не клеился. Михаил Игнатьевич думал о намеченных на сегодня визитах, переговорах с коллекционерами, а Левандовский размышлял о новом приобретении приятеля.

Когда дверь за гостем наконец закрылась, Левандовский поспешил к книжным полкам – об отдыхе он уже не вспо­минал. Один за другим египтолог листал роскошно иллюстрированные тома. На исходе пятого часа он наткнулся на фотографию в книге, посвященной экспозиции Египетского археологического музея. «Бронзовый стилет, – гласила подпись, – ок. 1500 г. до н. э.»

Левандовский положил стилет рядом с превосходным цветным снимком и вздрогнул. Не просто подобие, а полная идентичность. Египтолог торопливо перелистал страницы до раздела комментариев. Пропустив первые строки, прочел: «Стилет является уникальным произведением древнеегипетского искусства, выполненным в нетрадиционной технике… На сегодняшний день не найдено ни одного предмета, декорированного в аналогичной манере…»

Ни одного предмета!

Ученый достал из ящика стола лупу и стал сравнивать фрагменты стилета и фотографии. Да, полная идентичность! Возможно ли это? Неужели перед ним ТОТ САМЫЙ сти­лет? Нет, конечно. Во-первых, если бы экспонат был украден из музея, об этом давно стало бы известно. А во-вторых, вор не продал бы его на базаре за сорок фунтов. Значит, это ВТОРОЙ стилет, в точности копирующий первый. Открытие! Экспонат Египетского археологического музея уже не уникален.

Левандовский захлопнул книгу и разыскал на верхней полке каталог Египетского археологического музея с указанием страховой стоимости экспонатов. Фотографии здесь были простенькие, черно-белые, небольших размеров и, конечно, лишь выборочно. Но стилет, вот он… Номер 84-169…

Пятьдесят тысяч долларов. У Левандовского голова пошла кругом. Если такова цена музейного стилета, то и аналог стоит не меньше… Сорок фунтов – и пятьдесят тысяч долларов! Кострову не то что повезло, ему привалила редкая удача. Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы стилет остался в частной коллекции. Едва Костров узнает о том, что это за стилет, он несомненно передаст его в музей, где будет красоваться табличка «Дар Михаила Кострова». Как Левандовский завидовал приятелю и как радовался за него! Он уже схватился за телефонную трубку, чтобы звонить Кострову, но вдруг передумал. Ему не хотелось так быстро расставаться со стилетом. Разве он не первым из ученых увидел этот раритет? Те, кто его нашел и продал, учеными не были, и Костров тоже дилетант. А Левандовский изучит стилет, напишет статью…

Египтолог снова взялся за увеличительное стекло. В том месте, где лезвие соединялось с рукояткой, он заметил утолщение. Зачем оно? Ведь лезвие должно плотно вставляться в рукоятку. Ради изящества линий?

Ученый взял скальпель и нанес на поверхность утолщения крохотную царапину, которая серебристо заблестела. Это не бронза, а иной металл, лишь сверху покрытый тонким слоем бронзы! А лезвие… Бронзовое, без сомнения. С какой целью древний мастер заплавил стык рукоятки и лезвия другим металлом и каким? Олово, серебро, свинец? Очевидно, эстетические соображения тут ни при чем, тогда не было бы никакого смысла отказываться от бронзы и усложнять процесс изготовления. А если этот металл менее тугоплавкий?

То, что затем сделал Левандовский, вряд ли одобрили бы большинство его коллег. Но ученый был захвачен непреодолимым любопытством. Он раскалил паяльник и ткнул жалом в серебристую царапину. Капли расплавленного металла упали в подставленную тарелку. Догадка подтверждалась. Полчаса спустя место стыка лезвия с рукояткой было избавлено от наплавления.

Левандовский попытался вытащить лезвие из рукоятки. Безуспешно. Тогда он повернул его влево, вправо… Что-то щелкнуло. Бронзовая оболочка сползла с внутреннего лезвия – она представляла собой подобие ножен. Но было ли то, что внутри, вторым лезвием? Узкая полоска бронзы, и она легко вынулась из рукоятки.

Всю полоску сплошь покрывали миниатюрные иероглифы. Их было очень много, они теснились по обеим сто­ронам. Левандовский вновь схватил лупу; его сердце колотилось так, словно он взбежал по лестнице на двадцатый этаж.

Перед началом текста был изображен надменный сфинкс, а в конце – нечто вроде птицы с явными техногенными признаками. Подобные изображения часто попадаются в древних культурах, и некоторые исследователи усматривают в них косвенные доказательства посещения Земли посланцами иного разума. Но не птица и не сфинкс приковали внимание Левандовского в первую очередь, а сам текст. Он был написан теми же криптографическими знаками, что и папирусы!

Да, теперь ученый не сомневался: судьба помогла ему сделать крупное открытие (это открытие могли сделать и сотрудники Египетского археологического музея еще в 1925 году или даже сам Джулиан Прендергаст. Но никому не пришло в голову испортить ценную находку).

Левандовский тотчас же принялся перерисовывать криптограмму.