Якса. Бес идет за мной - Яцек Комуда Страница 19

– Расседлайте коней! – приказал.

Они быстро выкопали яму, перетянули в нее тела, отмеченные, как теперь разглядел Чамбор, ранами от хунгурских стрел. Некоторые наконечники еще торчали в трупах, древки были обломлены у кожи. Видел он тела женщин и, не глядя на пустынника, проверил, нет ли среди них жены Милоша.

Не было. Закапывать тела он оставил Носача и пустынника. Ждал со склоненной головой, пока последний отчитает молитвы и увлажнит кровью свежеутоптанную землю на могиле.

– Как я говорил, у меня немного времени, брат, – напомнил глухо.

– Венеда, госпожа в Дружичах, мертва.

– А Якса, маленький сын Милоша?

– Мертвы также Пелка и брат его отца. Погиб в бою Фулько Змей, которому наш настоятель поверил опеку над вдовой. Убит был и Хинча из Бзуры, человек, который позже ее охранял.

– А малый сын?!

– Не знаю, что с Яксой. Может, его забрали хунгуры. Мы не нашли тела на могильнике столемов, где он прятался с матерью и рыцарями. Ничего не знаем, но, если он в руках орды, ему не будет хорошо.

– Проклятье! Проклятущее проклятье! Что тут случилось?

– В Дружице вспыхнул бунт, когда не стало господина, короля, кастеляна, войского, и остались одни иноки, женщины да старики. Тогда прибыли хунгуры, словно мало одного несчастья.

– Что с вдовой?

– Убежала с Яксой в сумятице, что поднялась. А потом хунгуры сожгли село и вырезали всех, кого достали. Недолго подданные радовались свободе. Но они уже в бездне. Мы похоронили их, прежде чем встанут, чтобы выть стрыгонами.

– Брат, где может быть Якса?

– Хунгурский каган из-за мести по смерти отца приказал вырезать весь род убийцы. И… так и случилось. Мертвы оба брата. Убита Венеда и слуги. Если малой попал в руки орды, его ждут муки, потому что они не простят даже ребенка. Смерть идет за этим мальчиком следом.

Чамбор уже какое-то время ходил вперед-назад, хватался за голову, раздумывал, ударял кулаком в открытую ладонь. И вдруг присел перед пустынником.

– Брат, не знаю, как тебя звать, но смилуйся надо мной. Я поклялся Милошу Дружичу, что, если он погибнет, займусь его сыном. Поклялся кровью Ессы, мечом и рыцарской честью. Сам видишь, Праотец мне свидетель, что… не смогу выполнить клятву. Якса потерян, я сделал все, что в моих силах, чтобы его найти. Освободи меня, прошу, от моей клятвы.

Злая ухмылка искривила губы пустынника.

– Нет, брат. Не проси об этом. Якса жив. Он еще дышит. Ищи его, если поклялся.

– Тогда скажи, где мне его искать, если ты такой умный!

– Тебе придется войти меж орд языческих и хунгурских, брат. Пусть расступятся они перед тобой, как древле – лес перед Праотцом, пусть Княжич укажет тебе путь, как Ессе, когда шел он пустынями и степями к Ведде. Ступай.

– Обманываешь меня и дуришь. Освободи меня от присяги! Приказываю!

– Сам святоблюстительный иерарх не сумел бы этого сделать. Хочешь заставить меня силой?

– А хоть бы и так!

Пустынник воздел руки так, что те вылезли из рукавов; юноша увидел на них кандалы: старые, ржавые, скрепленные толстыми заклепками из железа.

– Я убивал и тех, кто был куда сильнее тебя… рыцарь.

– Из какой ты пустыни?

– Похоронили меня в Могиле.

– Не хочу знать, – сплюнул Чамбор, – за что именно.

– Не хочешь.

– Но я должен узнать, куда отправиться за Яксой. В орду?

– Езжай пусть бы и к себе. Не бойся. Он не исчезнет. Не пропадет. Вывернется. Ты найдешь его. Езжай!

Вдруг за спиной рыцаря началось какое-то замешательство. Чамбор оборотился, отпрыгнул в сторону, схватился за меч…

Увидел, как один из пахолков – битый оспой, в кожаном колпаке, – отбрасывает второго пинком, прыгает в седло, дает шпоры коню и мчится в поля. А потом летит прямо к лесу, не оглядываясь, так, что комья грязи летят из-под копыт.

– Лено-о-ок! – орал Носач. – Наза-а-ад, мерзавец! Предатель! Сукин сын!

Тот мчался, словно выросли у него крылья. На лучшем, быстрейшем коне из тех, на которых прибыл сюда Чамбор…

Юноша поднял меч, опоясался. Закусил губу.

– Господин, прости! – упал в ноги второй слуга. – Обманул он меня, оседлал коня. Я думал, для вас, а он для себя.

– Собираемся! – крикнул Чамбор. – Возвращаемся. Нечего тут делать.

* * *

Стояла поздняя ночь, когда кто-то заколотил в ворота усадьбы в Дедичах: нагло, настойчиво, словно хотел перебудить задремавших стражников, хотя те и не спали вовсе. Два факела высунулись из стражницкой над воротами, прочертили полукруги, послав вниз желтый бледный свет.

– Кто тут?

– Это я, Всебор, – крикнул какой-то человек под темно-бурым плащом и с капюшоном на голове. – Со мной Сема и больше никого. Мы должны увидеться с господином Килианом. Как можно скорее.

– Все спят. В колодки пойдешь, если разбудишь его без причины.

– Открывай ворота, дурень! Думаешь, не знаю, что с нами сделает господин за брехню? Мы от наших, что в лесу. Хунгуры на вас идут! Ордой!

Стражник заколебался, но его товарищ уже спускался, сбегал узкими ступенями, хватался за огромные запоры и вынимал колоду из петель. Ворота вздрогнули, раскрылись. Всебор и его приятель проникли сквозь щель.

– Мудрый ты, Ходько, – проворчал селянин. – Мудрый и умный. Это хорошо. Веди в усадьбу, к господину.

Они двинулись в ночь быстро, почти бегом. При вторых воротах стражник остановился и постучал раз. Потом еще трижды. Сверху их снова осветил факел.

– Всебор к господину. Вести о хунгурах.

Стражник не торопился отворять, а Ходько беспокоился, переступал с ноги на ногу, трясся, словно достал его холод весенней ночи. Только Всебор стоял неподвижно, будто мрачное идолище языческого Грома.

Наконец лязгнул засов, калитка в воротах отворилась, в глаза засветил факел.

– Вы все? Вместе? Господин не при…

Не закончил. Всебор ударил тонким острым кинжалом. Наискось снизу, в живот, через клепаную стеганку, над поясом. Правой, потому что левой он закрыл рот стражнику. Тот второй, молчаливый селянин, Сема, подскочил, придержал жертву, чтоб не дергалась.

Свет приугас. Только на миг, потому что Ходько поднял факел, прежде чем тот погас. Опустил его снова, чтоб не смотреть на трясущееся лицо умирающего; к счастью, Сема сразу подхватил того под мышки и потянул в темноту, вдоль палисада.

А Всебор сунул Ходьку в руки кожаную мошну.

– Держи. Теперь ты наш, не их, не лендийских господ! Слава богам! Идем!

У главных ворот закипело. Почти беззвучно, без криков. Замерцали факелы, словно придавил их ветер, а когда пламя выстрелило вверх, раздался тихий лязг открываемых запоров. Ворота распахнулись, приглашая тьму войти.