Джим Уэйд - Генри Каттнер Страница 19

– Вряд ли, – пробормотал Заточка.

– Попробуем… – добавил Рыжий.

Уэйд потянулся всем своим мускулистым телом.

– Кардот…

Царь-жрец подозвал слугу. Он быстро отдал распоряжения и последовал за американцем, когда тот вышел из залы.

– Я лучше останусь с твоими друзьями, сын мой, и проверю, что они делают, – предложил он.

– Да. Спасибо.

Уэйд на ходу снимал с себя одежду. Он помахал Рыжему и Заточке, отдал честь царю-жрецу и пошел дальше.

Вскоре он очутился в огромной прохладной зале, освещенной факелами. В каменном полу был утоплен глубокий бассейн. Слуги суетились, принося одежду и предметы первой необходимости.

Двадцать минут спустя Уэйд преобразился. Он все еще был слишком высок для среднего минойца, но среди туземцев было несколько высоких мужчин. На нем была обычная короткая юбка и синий лиф священника, прикрытые свободным плащом. На голове у него был капюшон с плюмажем.

Он стоял, глядя на свое отражение в стальном зеркале. Из-за окна донесся шум приготовлений – Минос готовился к атаке захватчиков. Уэйд хмыкнул и пошел к «Громовому жуку», из которого достал кое-какое оружие, которое могло пригодиться.

Он не нуждался в проводнике в Священную долину. Вскоре он уже был за городской стеной, освещенной факелами, и мчался на север на быстром коне, чьи копыта стучали в лунной ночи.

Слева от него серебристым потоком текла река. Он скакал вниз по склону. Наконец перед ним открылся узкий проход, ведущий в лабиринт.

Уэйд спешился и шлепнул лошадь по крупу. Он скользнул в тень, настороженно вглядываясь вперед. На перевале могут быть – и будут – стражи.

Бесшумно, как унесенный ветром лист, Гром Джим двинулся вперед.

Цивилизация, казалось, спала с него, как бесполезный плащ. Теперь он снова был в джунглях, где жизнь и смерть были первобытными и повседневными явлениями. Где осторожность и умение означали жизнь, а слабость была прелюдией к разрушению. И не только физическая слабость – нет! Один неверный шаг, предательский звук, неверный расчет в лунном свете-все это могло принести смерть быструю и неотвратимую. Но Уэйд обладал странной смесью древнего инстинкта и острого ума. Он был не просто мудр мудростью дикаря – сына дикой природы. Он был животным, крадущимся хищником, пумой с живым человеческим разумом.

Он двигался как тень, не издавая ни звука. Его глаза были странными, зрачки расширялись, пока не стали казаться большими и почти светящимися – оправленные камни на жестком бронзовом лице. Мудрость двух рас – забытой, архаичной цивилизации и современного, научного мира – смешалась с примитивным, смертоносным инстинктом джунглей. Увидеть Уэйда сейчас, когда он, словно крадущийся зверь, двигался сквозь мрак, значило бы понять, почему многие его боятся.

Беспечный, безрассудный авантюрист исчез. На его месте была сама Немезида, безжалостная и неумолимая. Уэйд мысленно осудил убийц, принесших кровь и смерть в затерянную долину, и холодная ярость сверкнула в его черных глазах.

Впереди на тропе стоял страж – один из минойских жрецов-ренегатов, коренастый и жилистый, с настороженным взглядом, затаившийся в темной расщелине, прорезавшей восточную стену прохода, скрытый от глаз. Уэйд не видел его, но безошибочно чувствовал его присутствие. Бесчисленные ночные звуки, шепот ветра, журчание реки, жужжание ночных насекомых-все это сливалось в монотонный звук, который слегка менялся по мере того, как Уэйд приближался к часовому.

Стража окружила почти незаметная тишина. Его присутствие прогнало настороженных насекомых и мелких животных. Его дыхание было не совсем неслышным, и ноздри Уэйда, давно натренированные для такой работы, могли уловить запах человека, такой же характерный, как сильный мускусный запах льва. Все чувства Уэйда были обострены, настроенные на малейшее волнение. Он ждал, размышляя. Не было никакой причины без нужды поднимать тревогу. Заявит ор своем присутствии в этом месте было бы опасным. Однако Гром ухмыльнулся в темноте. Опасным – это еще мягко сказано. Это было бы смертельно опасным. Одолеть и связать охранника вызвало бы задержку, да это было и ненужно. Лучше проскользнуть незамеченным. Если бы это было возможно!

Уэйд отступил. Воспользовавшись укрытием, он отправился на запад, пока не достиг реки Арго. Для его целей она текла не слишком быстро. Долина была довольно ровной, а в ручье не было ни порогов, ни водопадов. Она цеплялась за крутой склон ущелья, и Уэйд был уверен, что сможет плыть вверх по течению. Другое дело, сможет ли он сделать это, не будучи обнаруженным вражескими часовыми?

Присев под кустом, он разделся и сложил одежду в небольшой плотный сверток, который держал в руке. Покончив с этим, он скользнул в воду. Ледяной холод вызывал невольную дрожь. Ниже по течению плавали льдинки, и Уэйд знал, что скорость необходима, чтобы не замерзнуть. Но еще важнее была тишина.

Держа одежду и ружье над головой, он пересек реку и добрался до мелководья, где на берегу густо росли кусты. Он задержался достаточно долго, чтобы раздобыть маскировку – несколько листьев, которые служили для маскировки его узла, и виноградную лозу, которую он сорвал и обвил вокруг головы, как тюрбан. Возможно, это и не слишком помогло бы, но на данном этапе стоило принять все меры предосторожности.

Он снова нырнул в воду и поплыл вверх по течению. Над ним на фоне пурпурного неба вздымался крутой темный вал скалы. Иногда галька и земля срывались с места и падали в ручей, поднимая облако брызг. Луна поднялась над восточной вершиной ущелья, и ее свет косо падал на реку. Но тут уж ничего нельзя было поделать.

Издалека доносился приглушенный грохот лавин. Небо сверкало драгоценным блеском. Странная, фантастическая красота африканской ночи была экзотически нереальна. Уэйду казалось, что он попал в другой мир, на планету, где никогда не было человека. В тысячный раз соблазн далеких пустынных мест за пределами аванпостов цивилизации пронзил его. Уэйд знал, что долго в городе не проживет. Кровь исследователей и искателей приключений текла в его жилах.

Раздались негромкие щелчки, когда осколки льда коснулись скал. Но лед был вдоль края. В центре река текла широкой гладкой лентой, возвращаясь в большую долину и минуя стену Миноса. Уэйд знал, что здесь нет крокодилов. Было слишком холодно. По той же причине не было бы и гиппопотамов. Но там, конечно, были часовые, и, что хуже всего, был смертельный, пронизывающий холод воды.

Холод пробиралась сквозь плоть Уэйда и проникал в кости, пока он не стиснул зубы, чтобы те не стучали друг о друга. Дыхание Грома стало прерывистым. Но он продолжал пробиваться вперед.

Внезапно он замер. Часовой! Миноец, неподвижно стоящий на берегу. Видел ли он пловца? Уэйд позволил себе уплыть. Под водой его рука нащупала камень, и он онемевшими пальцами вцепился в него. Жрецу, должно быть, показалось, что два плавающих куска лозы зацепились. Он ждал, пока железный холод вгрызался в него, сковывая его обнаженное тело.

Не должно быть никакой тревоги! Снова и снова Уэйд мысленно повторял эту фразу. Он должен ждать, часами, если понадобится, пока путь снова не станет свободным. Его рука соскользнула с камня, и он с трудом удержал ее. Его пальцы ничего не чувствовали.