Делай, что можешь - Марик Лернер Страница 19

Казалось бы, зачем сдалось вмешиваться, но то старый, для себя сформулированный закон: «Есть возможность помочь – делай». Люди не ценят добрых дел, но иначе себя уважать нельзя. Оттеснил спасителя и попытался найти пульс – ничего. Еще раз для уверенности прощупал сонную артерию. Не бьется. По ощущениям прошла пара минут, и значит, шанс еще есть. Если б десять-пятнадцать, лучше не пробовать. Мозг умер. Такое не восстанавливается. Вздохнул, настраиваясь, и начал делать искусственное дыхание, параллельно дав энергией толчок сердцу. И еще раз, запуская. На третьем нажатии на грудь мальчишка закашлялся, выхаркивая воду. Похоже, немного перестарался, и ребра потом болеть станут. Ну, ведь не сломал, как частенько случается в таких происшествиях. Все ж лучше с синяками, чем в земле.

Народ вокруг сдержанно загудел, переговариваясь, а кто-то поощрительно похлопал по плечу. Я поднялся, отряхиваясь, и поймал взгляд той самой женщины. Девочка дернула ее за рукав и, когда та наклонилась, что-то торопливо зашептала на ухо. Кажется, меня признала, хотя совершенно никаких ассоциаций не вызывает внешность ребенка. Да и плевать. Отмахнулся от предлагающего выпить, не то чтоб сильно уважал правила по части неиспользования дурманящих средств, просто нет настроения. Кто мне все эти люди, и какой смысл напиваться. Надо идти домой, иначе не отстанут.

К сожалению, и там ничего хорошего не ждало. Издалека услышал вопли ругающихся баб. А из-за заборов посматривали любопытные, провожая взглядами причину шума. Прежде соседи не беспокоили. Разве коров выгоняя к пастуху, видел их за таким же занятием, вежливо здороваясь.

– Твой урод ребеночка зашиб! – орала гневно одна, задирая рубашку на мальчонке и демонстрируя синяк немалого размера.

– Это еще надо выяснить, кто сделал! – отбивала выпад мамаша Николки. – Такие же приятели. Сроду мой никого не обижал.

– Да как ты можешь говорить, что Петька лжу изрек!

– От тебя набрался. Все знают, как мужа обманывала, пока на фронте был.

– Да ты… – прозвучало совсем уже непотребное.

– Сама-то…

Я подошел, незамеченный из-за ора, и внятно произнес длинную матерную фразу, повторив практически дословно ранее слышаное. Обе, открыв рты, уставились на сильно разговорчивого. Прежде за ним ничего такого не водилось.

– А чё это вы замолчали? – с придурочным видом спросил. – Хорошие слова Петька говорил, здороваясь. Я у него научился.

– Врешь, – без особой уверенности сказала баба, – юродивый.

– Да не, – широко улыбаясь, возражаю, – это вот он станет дебилом, – показав на шарахнувшегося мальчишку, заверил, – если еще кому в этом доме говорить гадости станет или чего другого пакостного делать. Я ж пожалел ради малолетства, а в другой раз головенку откручу. А то порчу нашлю на родителей, – задумчиво сказал, глядя на попятившуюся бабу с растерянным лицом. – Спрос-то с кого? С воспитавших. С меня – нет. Даже справка от врача есть о душевной болезни.

Откровенно говоря, не имел понятия о существовании таковой, однако нечто наверняка лежало среди документов.

– С добром заходи! – крикнул вслед торопливо убегающей и волочащей пацана за собой. – А со злом чтоб ни тебя, ни пащенка твово не видел. Пожалеете.

– Николка, – с дрожью в голосе спросила мать, – ты не слишком? Она ж людям расскажет.

– Нет. Что сказал – сделаю. Терпеть плевки в спину не буду. И не называй меня больше так.

– Чаво?

– Николкой не зови, – с максимальным терпением повторил.

Уже в курсе, это такое ласково-пренебрежительное имя. Юродивому сойдет, но меня раздражает.

– А как?

– Официально Николай, по-простому – это ведь Коля? Ну и сойдет. Коля я, не иначе.

На этот раз ее определенно вогнало в ступор. Даже орать или рыдать не стала. Застыла, лупая глазами и пытаясь нечто понять.

Обошел, осматривая.

– Чего все других лечу? – спрашиваю риторически. – У тебя ж голова кружится. Я прав?

– Ага, – сказала она.

– Давление подскочило. Я могу снять боль, – положил ладонь на лоб, – но не вылечить. К дохтуру надо.

О здешних лекарствах не знаю ничего, ни в одном справочнике будущего толком ничего не писали. Пусть профессионал дает советы. А прежние советовать не смешно. У них и антибиотики не изобрели. Про увеличение физических нагрузок с целью похудения глупо поминать. Она и так вполне себе работает по дому. Практически не сидит. Когда присмотрелся, даже перестал обижаться, что вечно гоняет. Все сама делала, да еще и Николкой руководила. А за ним глаз нужен постоянный. Тут железные нервы требуются, не зря давление скачет. А уж о правильном дыхании смешно говорить. Не станет делать, не то воспитание. Об уменьшении соли в пище лучше и вовсе не заикаться. Прилетит тарелкой в лоб. Вполне реально, а не иносказательно. Способна за критику. Впрочем, не особо и кладет. В меру.

– Правда, – сказала она, несмело улыбнувшись, – легче стало.

– Не терпи, сразу говори. Мне ж всмотреться надо не глазами, а просто так могу и не видеть.

– Спасибо, сынок, – сказала она странным голосом. И с ходу продолжила, переключаясь на обычный тон: – Тут Алевтина пришла, посмотришь?

Алевтину я помнил. Тоже из здешних теток. Вроде не вредная, но не особо зажиточно живет.

При моем появлении женщина вскочила, судорожно комкая в руках небольшую корзинку, не иначе гонорар в натуральном виде, и сбивчиво заговорила. Прежний хозяин тела ничего б не понял, да она и не пыталась объяснить. Так, выговориться требовалось. Дело оказалось не в болезни или еще какой ерунде на манер сведения шрама. Ее муж уехал в Америку, собираясь там устроиться и затем вызвать семью. По слухам, за океаном чуть не золотом мостовые вымощены, и каждый третий, если не второй, может стать миллионером. В смысле если сравнивать со здешними заработками. Из невнятного рассказа мимоходом выяснилось, что едут многие. Но там какие-то сложности с въездом после войны. Прежде всех подряд пускали, а теперь с разбором. Вот мужик ейный и собирался вызвать позже. Такое позволяется, когда можешь предъявить некую сумму, гарантирующую, что не станут обращаться за помощью, а сами себя прокормят. В целом ничего нового. В мое время тоже всех подряд в Европу не пускали, но лезли толпами нелегалы через южную границу. А мы их ловили, стрелять запрещалось. Но если уж попадался, всю требуху отбивали. Сказано «подавай просьбу», чего ж лезешь через колючку?! Тут главное, чтоб камера вовремя сломалась и не поймали на горячем. А своих не сдавали. Такого доносчика потом в выгребной яме недолго найти.

– Раньше письма приходили, – сказала Алевтина с тоской, – уже год ни слуху ни духу. Ты ж можешь сказать, все ли в порядке? – От надежды в голосе так и передернуло. – Женьке подсказал про мальца…

Если б я знал, как тогда вышло. Пришла неизвестно откуда подсказка, а я ни ее, ни мальчишку не помнил. Это от Николки, не от меня и несознательно. Вот сейчас пытаюсь нечто узнать, и шиш. Полная пустота.