Под крыльями Босфор - Владимир Малыгин Страница 19

Николай Второй прервался, внимательно глянул на меня, на Каульбарса. И продолжил:

— Поэтому мною принято решение отменить ранее принятый Указ о запрете подниматься в воздух членам императорской фамилии…

Николай Второй вновь замолчал, снова потянул коротенькую паузу, словно давая какое-то время всем здесь присутствующим осознать только что сказанное, и продолжил:

— Господин полковник…

Я подскочил, вытянулся. Раз началось официальное обращение, значит, шутки закончились. Наступила служба. А приказы не принято получать, сидя на стуле. И что-то не нравится мне это затянувшееся отступление в речи императора. Ох, спинным мозгом чую ба-альшой подвох…

— Непосредственную задачу вам поставит его высокопревосходительство Николай Николаевич. Прошу, князь.

И я превратился в слух. Николай Николаевич выше своего царствующего родственника на полголовы. И на вид крепче. Ну и старше, само собой. Стою, команды «вольно» мне никто не давал.

А Николай по сравнению с родичами хоть и не вышел ростом, но внушает, внушает. Чувствуется в нём нечто этакое, императорское, что не позволяет на него сверху вниз смотреть.

— Сегодня после службы и молебна в Софийском соборе вы вместе с нами летите в Севастополь. И остаётесь в нашем распоряжении… — главнокомандующий делает паузу, словно ожидает моих уточняющих или недоумённых вопросов, но я молчу. Уже всё понятно.

Только одно уточнение, мелькает быстрая мысль, которую я тут же запихиваю куда поглубже. Потому как уточнение это понятно только мне и пока непонятно никому из присутствующих – «не я вместе с вами, а вы вместе со мной».

И ничего в этом особенного нет. Вы бы с моё полетали по странам, да повозили бы… Кого только не пришлось мне возить на борту своего самолёта в прошлой жизни. Единственное, совсем уж верхний эшелон власти не довелось лицезреть на борту своего лайнера, а так…

Ладно, отметаем прочь воспоминания и вслушиваемся в дальнейшие указания. А их-то, указаний этих и нет. В основном лишь вопросы ко мне. Как полетим, когда полетим, куда полетим. Эх, времечко золотое, когда никто за тебя все эти вопросы и другие, им подобные, решить не может…

Когда ты «кум королю и сват министру»…

Единственное, уточняю, когда именно нам необходимо на месте быть. А быть нам в Севастополе необходимо завтра, и опять же, всё на моё усмотрение.

Раз так, тогда сразу и взлетаем. Да не совсем сразу, что же вы так сразу и поверили, опешили, а после молебна и службы, само собой. Заключительные два слова и серединку заключительной фразы я тоже мудро проглотил, не стал говорить вслух. Что там дальше?

— Полковник, напоминать вам о том, что всё вышесказанное не должно дальше вас никуда уйти, не нужно?

А это уже Александр Михайлович дополнил. Не удержался. Остался только Каульбарс, но и он, чувствую, обязательно что-нибудь да скажет. Но потом, когда члены августейшей фамилии уедут…

Мне вот только интересно… А где служба безопасности государя? Где разведка и контрразведка? И где, наконец, обеспечивающие его здесь пребывание жандармы с охраной? Появилось сразу столько вопросов к Марии Фёдоровне и к Джунковскому, что только руками осталось развести. Сколько подобного я им наговорил в своё время, и всё впустую, как оказалось…

Вот и закончилась моя вольница на Крымской земле, пролетело мимо меня создание авиароты под моим же непосредственным командованием. Конкретного мне ничего по этому вопросу не сказали, это лишь мои домыслы. Плохо ли это, хорошо ли, пока не знаю. Время покажет. Может, слетаю в Севастополь, отработаю положенное, а там и вернусь к намеченному…

На сам молебен я не пошёл. Свой экипаж в полном составе отпустил, а сам отговорился подготовкой аппарата к очередному ответственному вылету и дополнительными проверками всех систем. Смолин, правда, сразу что-то не то заподозрил, потому как вознамерился остаться и составить мне компанию в этой подготовке. Насилу от него отбился. Вот я ляпнул, не подумав.

Больше, кстати, никто из экипажа подобной сознательности не проявил. Мысленно все уже были на площади перед Софией. Это я так, для красного словца и для оправдания себя любимого эти отговорки придумал. Просто ну не хотелось мне в предстоящей давке участвовать. А то, что она там будет – к маме не ходи. Пусть всё это без меня пройдёт.

Катер с моим личным составом отчалил, ушёл к следующему самолёту за очередной порцией любопытствующего служивого народа, а я скрылся в грузовой кабине, да ещё и люк за собой прикрыл. Для порядка осмотрелся, ничего крамольного внутри не увидел. Да и вряд ли что-то смог увидеть. Здесь у нас всегда порядок, всё чистенько, всё на своих местах.

Посидел на рабочем месте, проводил взглядом уходящий к берегу катер, потом вернулся в грузовую кабину, прилёг на чехлы. Повалялся полчасика. Нет, не лежится, не по себе что-то. Распахнул настежь боковую дверь, сел на обрез люка, свесил ноги вниз. Сижу, болтаю сапогами. Внизу волны перекатываются, самолёт покачивают. Эх, удочки не хватает. Солнечные зайчики глаза слепят, заставляют жмуриться от удовольствия. Только сейчас и сообразил, почему мне так тревожно. Потому что артиллерийской канонады не слышно. Весь вчерашний день, всю ночь и всё утро корабельные пушки по туркам долбили. А сейчас тишина.

Как только разобрался с причиной своего беспокойства, так сразу и полегчало. И, наконец-то, по-настоящему в сон потянуло. Вернулся на уже нагретые чехлы, поворочался, устраиваясь поудобнее, начал придрёмывать. И снова помешали, вырвали из сладкой дрёмы. Подошёл тот же катер, стукнулся бортом о поплавок, заскрипел деревом, вызывая внутреннее возмущение и протест – что это ещё за вольности? Мой самолёт хотят поцарапать! А если поплавок повредят? Ну я сейчас вам задам! Подхватился, подскочил, потянулся к запорной рукоятке под неожиданный и потому подозрительный топот ног снаружи, второй рукой нащупывая пистолет в кобуре. Толкнул створку, отступая сразу чуть в сторону от проёма и… Поспешно сунул пистолет в кобуру. Сикорский это. Игорь Владимирович, друг и компаньон. А что это он здесь делает? И отчего это я так всполошился? Наверное, от резкого недосыпа…

Ухватился правой за протянутую мне руку, упёрся левой покрепче в боковой обрез проёма, вытянул товарища к себе в кабину.

— Удивился? Мне приказано лично проследить за надлежащим дооборудованием кабины… — опередил мой вопрос Сикорский. С удовольствием посмотрел на мою ошарашенную физиономию, ухмыльнулся и махнул рукой. — А-а, ничего серьёзного, не волнуйся. Приказано установить в грузовой кабине пару диванов, кресла и стол. И, пардон за такие подробности, проверить работу туалетной комнаты. Так выходит, Сергей Викторович, что непростые гости у тебя на борту ожидаются?

В ответ я лишь пальцем в небо ткнул. Сикорский поймёт. И он понял. Посмотрел на меня внимательно, кивнул уважительно головой. И сразу же разговор на другое перевёл. На новости.

— К вечеру первые транспорты с подкреплением должны подойти. По слухам, командующим здесь, на Босфоре будет назначен Келлер. Не слышал?