Песня песка - Василий Воронков Страница 19

– Ты уверена, что с тобой всё хорошо? – сочувственно спросила Ила.

Из кабинета Сада донёсся нервный трезвон гииразы, и тот, вздрогнув, понёсся к двери.

Ана сидела на стуле рядом с неработающим приёмником. Сейчас никому бы и в голову не пришло включить радио.

– Нормально, – сказала Ана и коснулась ладонью лба. – Прихожу в себя потихоньку.

– Да, это было как-то… неожиданно, – неуверенно проговорила Ила. – Что-то у нас всё в последнее время не ладится.

– Сад звонил в управу? – спросила Ана.

– Звонил, конечно, – ответил Вайс; он стоял у шкафа и, не глядя, перебирал классные журналы на полке. – Говорил я, что ничего не будет работать, но нет! Понадеялись непонятно на что. Надо было сразу им сообщить, что мы не располагаем…

Вайс достал один из журналов, перелистнул несколько страниц и раздражённо бросил его на полку.

– А теперь мы во всём виноваты! – фыркнул Вайс.

Ана непонимающе уставилась на него.

– В управе сказали, что проблема была на нашей стороне, – объяснила Ила. – Что-то с вещателями.

– Что-то! – усмехнулся Вайс. – Этому хламу лет тридцать, и последние десять им никто не пользовался!

– Но вы же проверяли! – удивилась Ана.

– Один раз. – Вайс снова листал журналы. – Как видишь, этого не хватило.

– Ладно, – сказала Ила. – Мало ли что говорят в управе. Может, это они сами и устроили, а теперь…

– Дорогая, ты как себе это представляешь? – спросил Вайс, не оборачиваясь. – Ты серьёзно считаешь, что так было во всех видая-лая? И они всех теперь убеждают, что это не их проблема? Смешно, да!

– Ой, ну всё! – Ила повернулась к Ане. – Давай в самад сходим? А то что-то здесь сегодня, – она показательно кашлянула, – дхаав плохо работает.

* * *

Когда Ана вышла из видая-лая, уже стемнело, и на стенах домов зажигались синие фонари. Она некоторое время стояла, вдыхая тусклый вечерний воздух, словно ожидала кого-то. Вдалеке, увлекая за собой длинные слепые вагоны, пронёсся поезд.

– Только бы не сегодня… – едва слышно проговорила она.

В вагонах оказалось не так людно, как она боялась. В первом же забравшем её от работы поезде нашлись свободные места.

Ветер хлестал в приоткрытые окна.

Улицы смеркались, небо меняло цвет с пепельного на тёмно-серый. Поезд увозил её в ночь.

Ана вновь поехала по западной ветке, опасаясь, что угодит в давку – и поезд провёз её мимо обрушившейся башни, над которой всё ещё кружил огромный виман, прощупывая длинными лучами страшные разломы в стенах. Ана подумала, что завтра дети опять спросят её, когда заработают северные линии, и что случится, если на видая-лая упадёт долия.

Вид разрушенного, расколотого пополам здания больше не пугал Ану. Руины уже стали частью города – такой же, как синие огни или толкучка в плевах по вечерам.

Ана вернулась домой ночью.

На самых высоких башнях северного округа зажглись мощные прожекторы и насторожено, как часовые, осматривали погасшее небо, высвечивая редкие перистые облака.

Ана включила радио.

В новостях никаких прогнозов не сообщали – говорили о восстановлении города и дожде из долий в мёртвых песках. По другой волне лилась музыка, по ещё одной – образовательная передача, бессмысленная в такой поздний час. В комнате было почти невозможно дышать.

Весь воздух выгорел за день, и дхаав лишь бессильно шелестел, прогоняя через себя углекислый газ. Ана попыталась настроить очиститель, выкрутила до упора мощность, изношенный механизм натужно раскручивал что-то в своих металлических недрах, пока наконец не выдохнул слабую струю воздуха.

Ана достала из тумбочки у кровати ампулу и шприц. Резкий запах ша́ра, которым она смачивала бинт, ударил в нос.

Она вернулась к приёмнику и переключила его на волну, по которой всегда передавали поздний выпуск новостей, но вместо отрывистого голоса ведущего зазвучала протяжная медленная песня, мелодичный плач, переложенный для струнного оркестра. Помех не было, даже пыльный вещатель перестал шипеть.

Ана смотрела в окно, но видела лишь собственное отражение. Она задыхалась. После укола не полегчало.

Она выключила свет – в темноте дышалось почему-то легче. Песня зазвучала громче. Высокий, дрожащий женский голос затухал на тонкие мгновения – Ана почти слышала, как певица отрывисто вдыхает, – и вновь продолжал тянуть нескончаемо длинную ноту, до невозможности долго, пока не надорвутся голосовые связки, и вся песня не захлебнётся в тишине.

Приёмник опять задребезжал, и Ана переключила волну. В тёмную комнату быстро вливалось чьё-то торопливое бормотание.

– Непредвиденная трагедия… возможные последствия… повторного падения…

Ана закрыла глаза. Препарат так и не начал действовать, очень хотелось спать, но она боялась задохнуться во сне.

– Трагичная случайность… сочетание факторов… Изменение предсказанной каала́ки падения…

Ана вздрогнула.

– …как следствие непонимания… не можем разделить всей… безответственность…

Ана выключила радио, и в комнате стало ещё темнее.

Она разделась, легла в постель. Несколько минут смотрела в потолок. И заснула.

Во сне она видела ночной город, где вместо дождя шёл снег, а сама она ехала на поезде, который, презрев все законы, взлетал над домами по почти отвесным путям.

Вагоны раскачивались, в окна бил ураганный ветер. У неё развевались волосы.

Она была без дыхательной маски.

Вдруг поезд остановился – замер посреди чёрной пустоты. Свет в вагонах погас, и Ану оглушила страшная тишина.

Она собиралась выйти – хотя ей попросту некуда было выходить, – но не смогла встать. Из вещателей полился сдавленный, неотличимый от шёпота голос, который произносил какие-то слова по слогам. Ана прислушалась в надежде, что голос всё объяснит ей – где её маска, что это за поезд, почему кругом чёрная пустота, а она не в силах пошевелиться – и проснулась.

Она несколько минут лежала в постели, думая, что уже рассвело, пока не увидела, что улицу за окном ещё заливает глухая полуночная темнота. Тогда она повернулась лицом к стене и попробовала представить тот самый поезд из сна, иссиня-чёрную ночь, закрытые двери вагона, голос, шепчущий что-то, странно растягивая слова – но сон не хотел возвращаться.

Только спустя несколько минут Ана поняла, что всю комнату пронизывает дикий холод.

Она встала с постели.

Дхаав с выкрученным до упора регулятором натружено шумел, выдыхая ледяные струи. Ана убавила мощность, однако её всё равно трясло от холода. Тонкое одеяло не помогало. Она полезла в шкаф, чтобы достать тёплую одежду. Свет включать не хотелось – электрические лампы окончательно лишили бы её надежды заснуть.