Вопль археоптерикса - Андрей Загородний Страница 18

А глубже в джунгли – совсем иначе. По виду – тот же травянистый подлесок, и не очень густой, метров на пять поверху просматривался. Выше – кроны небольших деревьев, и тоже реденько росли. Над всем этим, метров от пятнадцати, была зеленая крыша. И солнце, и ветер, все – там, на высоте, а внизу – сумрак и баня. Перепончатые разных размеров порхали, близко подлетали, воздух от крыльев шевелился иной раз как от веника в парилке. Банщики чертовы!

Итак, нам требовалась прямая полоса метров в семьсот длиной. Должно было хватить, хотя наверняка мы этого и не знали, взлетали-то единожды и с полосы бетонной. Здесь же – мох и почва пружинили, когда идешь. Но под ними и твердая подложка чувствовалась, ноги по колено не проваливались, и на том спасибо. Ладно, будем считать, что с поверхности этой взлететь можно. И будем считать, что семисот метров хватит.

– Алексей, как думаешь, сколько времени рубить придется? – Я оперся рукой об уходящий в зеленую высь ствол. – Хорошо, что деревья редко растут, внизу больше трава мягкая. Но все равно ведь рубить, с пнями что-то делать, срубленное с полосы оттаскивать.

– Не знаю. – Настроение у штурмана было явно не оптимистичное. – Я все считаю в уме. Как бы пятилетку в четыре года объявлять не пришлось.

Невеселые шутки. Не пятилетку, конечно, но за пару недель полосу не построить. И не за четыре, и не за шесть недель. Однако рубить имело смысл. Алексей продолжил:

– Но можно посмотреть и с другой стороны, с хорошей, так сказать. Вот мы уже километра полтора зигзагами намотали, а я только одну яму заметил, да и то небольшую – вмятина. И валуны не торчат. Пожалуй, саперный батальон для проведения дорожных работ вызывать не придется?

Действительно, не придется. Тут и я спохватился:

– Проша с нами не пошел, он бы придумал объяснение, почему земля ровная. Давай палками поковыряем, посмотрим, что там подо мхом.

Особо трудиться не пришлось, расчистили с полметра квадратных, потом еще, рядом… потом отошли подальше и еще верхний слой сняли – везде будто плита растрескавшаяся тянулась. Трещины землей забиты, в одной дерево росло. Я попробовал камень ногтем – что-то он мне напоминал:

– Слушай, на асфальт похоже? Откуда здесь асфальт? Алексей наклонился, тоже потыкал палкой, нашел обломок потверже, ударил несколько раз:

– Пемза! Вулканы же рядом. У нас на рынке почти такую же продают, чтобы в бане пользоваться.

– Пемзу птеродактили у торговок купили и полосу замостили, чтобы взлетать легче было, – хмыкнул я. – Получается, лава текла, поэтому и плоско – застывшая жидкость всегда плоская. А пемза легкая, пена. Если дальше копать в глубину, наверное, камень потверже найдем, только нам и этого достаточно.

Повезло? Однако рубить здесь сколько! Я вздохнул:

– При всем везении, которое нам вулканы предоставили, работы на месяцы и месяцы.

Мы опустились на замшелый ствол, посидели. Не было у меня настроения речи толкать, хоть мысленно, хоть вслух. И так понятно, что надо рубить, понятно, что это мы все понимаем. Но черт, подниматься с грунта на таком самолете. Даже Алешка, наверное, до конца не осознает, насколько нелегко эту тушу здесь разогнать будет, если это вообще возможно. Рубить просеку и потом проорать, что у тебя не получается поднять машину в небо. За секунду до того, как гробанемся и запылаем на дальнем конце вырубки! Только все равно надо что-то делать.

Алексей, как мысли мои прочитал, сказал:

– Все равно надо шевелиться, командир. Если здесь долго сидеть, в питекантропа превратишься. Или вон, – штурман махнул на особо близко порхавшего перепончатого, – в птеродактиля.

В птеродактиля, это точно. Не знаю, но от слов Алешкиных отлегло у меня от сердца. Есть дело, которое будем делать. Пусть тяжелое и небыстрое, но, главное, есть цель.

– Рубим просеку, – подвел я итог, повернувшись к нему.

– Рубим, – ответил штурман.

Отправились назад. Дело шло к обеду, пахло костром. Не дойдя до него метров тридцать, не больше, я хрястнулся в полный рост, оступившись в яму. Вывернул нехорошо руку.

– На самой тропинке к лагерю! – чертыхнулся я. – А ты говорил, ровно везде. Надо ее заделать в первую очередь.

– Понятное дело, от обжорства центр тяжести сместился. – Алешка ухватил меня за другую руку, увидев, что я не могу опереться на правую.

Пришлось перевязать запястье потуже и назначить себя легкотрудницей на весь день. К тому же Петр Иваныч как зарядил махать топором, разошелся не на шутку! Я же болтался туда-сюда, подкидывал ветки в костер и донимал вопросами Прошу, который после обеда попытался поработать со своим дневником. Жаль, не понятно ничего с его формулами, а то бы, наверное, интересно было. В конце концов получил от Константина:

– Знаете, товарищ капитан, вы сейчас не командир экипажа, а госпитальный больной. Не мешайтесь под ногами, спать ложитесь. Вот воду закипячу, тогда позову.

Не мешайтесь! Выцыганил у меня по полбанки тушенки на нос и сгущенку с галетами к чаю, ужин-то ему вместо Галюченко-лесоруба готовить неохота. А теперь – не мешайтесь. А подремать действительно хотелось, давненько не доводилось днем поспать. Тем более что по жаре местная летучая живность угомонилась, и не надо было закутываться с головой. Пляжный отдых, можно сказать.

Проснулся от хохота, продрал глаза – вокруг костра на полусогнутых прыгал Костя, вооруженный каменным топором. Примотал лианой камень к палке и развлекается.

– А что, – кричит, – чем не питекантроп? Я такого в краеведческом музее видел.

Проша поддакнул, всхлипывая от смеха:

– Чучело видел или живого?

– Чучело, конечно, он ведь до нашей эры еще жил.

Отгоготали, Алешка слезу утер, но Костя не унимался:

– Вы не понимаете. Нам полосу для взлета расчистить надо? Надо. Топор есть? Нет. Разве ж это топор, когда он один? Чем деревья рубить, если за ним очередь? Вот!

Он подошел к зеленому сочному стволу и с размаху ударил наискось. На удивление, древний инструмент с хрустом вошел в водянистую древесину. Еще удар, еще, на третьем лиана, скреплявшая топор, порвалась, и… камень улетел в заросли, оставив Косте одну корявую рукоятку.

– Хосподи, – сказал Галюченко, – хорошо, что не в лоб.

– Ничего, – Костя не полез разыскивать инструмент, – питекантропы тоже не сразу топор придумали. Можно примотать получше.

Оказалось, что самое главное я пропустил. Костя изготовил чудо доисторической техники втихую и невинно дожидался момента. Бортстрелок сделал перерыв в рубке леса, хозяйственно положил топор в мутную лужу, чтобы топорище набухало, и отправился к костру прикурить. Радист тихонько заменил нормальный инструмент своим каменным изделием. Галюченко вернулся, поплевал на ладони, ухватился за ручку, замахнулся и озадаченно уставился на оказавшийся у него в руках прибор. По весу понял, что держит что-то не то.