Испытание вечностью - Виталий Храмов Страница 18

Посидел на опрокинутом терминале Сети, что был варварски разбит. Ни библиотеки отца, ни его записей, ни его коллекции не было. Как и его самого.

Нашёл «специальную лампочку» в инструментальном шкафу, где всё перевернули. Лампочку оставили. Не знают, что она только с виду обычная. Ввинтил лампу в бра, включил светильник. Лампочка ожидаемо пыхнула, сгорая. Выплеском электромагнитного излучения сжигая всю электронику в квартире, что была под напряжением. Только после этого вставил в розетку вилку размороженного холодильника.

Надо идти на крышу. Посмотреть, что там ему мама оставила. Интересно, топтуны останутся на улице или ждут за дверью? А какая разница?

Миша вышел из квартиры, стал подниматься по лестнице. Этим путём он бежал сломя голову в засаду. Там, в прошлой жизни, когда Союз был его Союзом. Вот и последний этаж. Вот и выход на чердак технического этажа. Тут как всегда – темно. И днём, а сейчас – ночь. Михаил, растопырив руки, дошёл до нужного места, пробежал пальцами по кирпичной кладке, ища метку. Сел на корточки, раскидал опилки, нашёл нужный кирпич, вынул обманку, за ним, в нише, коробка. Миша вынул коробочку. Собрал тайник обратно.

И тут услышал писк. Как щенок скулит. На крыше.

Миша с трудом открыл заклинившую дверь, добрым таким пинком. Под козырьком слухового окна сидела та самая девушка, которую он сбил с ног, когда летел сюда. «Блин! Сутки же прошли! Больше суток!» – мысленно выругался егерь. Да, дверь у них на крыше – коварная. Иногда её клинит. Если с силой хлобыстнуть, то надо будет её ногой изнутри вышибать. Вертолёт дверь – хлобыстнул. Девушка оказалась заперта на крыше. Зачем попёрлась на крышу вообще?

Миша, втянув голову в плечи, шагнул под струи дождя, подошёл к девушке. Она сидела, обняв ноги, выла на одной ноте, раскачиваясь. Мокрая, как русалка. И ледяная, как мурманская сёмга. И никак не отреагировала на его появление. Даже когда он разжал её руки, поднял девушку, взял на руки. Лишь затихла. Её бил озноб. Синие губы тряслись. Мокрые волосы прилипли к лицу.

«Ох, горе!» – вздохнул Миша, понёс её.

Войдя в дверь, выбил удерживающий кирпич, дверь за спиной опять хлобыстнула. Миша на руках спустил девушку в квартиру.

Она была в каком-то ступоре. Никак не среагировала, когда он раздевал её, нещадно разрывая прилипшее к телу платье, опустил её в горячую ванну, натирал жёсткой мочалкой, натирал полотенцами. Но кожа – покраснела. Так и не открыла глаз, не открыла рта. Миша поставил на место кровать родителей, положил матрацы, застелил свежим бельём. Одел девушку в свежий халат матери, уложил в постель, под два одеяла.

«В неё бы коньячку влить», – подумал Миша. Но коллекции отца тоже не было. Холодильник только набирал холод. Пустой. Продукты – рассыпаны по полу. Миша стал было наводить порядок, но махнул рукой, разделся и залез под одеяло к незнакомке. Прижал её к себе, уткнулся носом в её свежевымытые волосы. Поёрзав ягодицами, девушка вдавила их в пах Миши, да так, что трусы бравого егеря сразу стали слишком тесными. Но на дальнейший, вполне естественный шаг Миша так и не решился. Девушка пригрелась и теперь просто спала. Вдыхая волнующий запах её волос, уснул и Миша.

Миша сразу почувствовал, что незнакомка проснулась. Как напряглось её тело, накрытое его рукой. Миша открыл глаза. Светло-русые волосы незнакомки в свете утреннего солнца – сверкали. Миша вздохнул и сел на край постели, спиной к девушке, поднял с пола влажные штаны и надел их.

– Утра доброго, прекрасная незнакомка, – сказал он, не поворачиваясь к ней. Если он будет смотреть на неё, то и она увидит его к ней реакцию. А ему и так стыдно.

– Как я здесь оказалась? – спросила девушка. Голос её был слегка охрипшим.

– Дверь на крышу у нас клинит. Особенности строительства военного времени – дом выстроили прямо на пепелище, с соответствующим военному времени вниманием к деталям. Не надо было тебе подниматься туда. Меня хотела поругать?

– Да! Ты так нагло меня сбил, порвал моё новое платье, и убежал.

– Я же извинился. Прости ещё раз. Одному очень хорошему человеку было плохо. Он умирал. – На крыше?

– На даче. На крыше – вертолёт. Ты же видела.

– Твой?

– Вертолёт? Нет, служебный.

– А ты – пилот?

– Нет. Я – егерь.

– Теперь понятно.

– Что тебе понятно?

– Почему ты такой наглый.

– Солдафон из глухой тайги?

– А что, не так?

– Так, – согласился Миша, вставая. – Туалет, ванная – вот. Пойду, завтракать пора.

– У тебя всегда такой бардак?

– Только после обыска.

– У тебя был обыск?

– Как видишь.

– А почему? Ты преступник?

– Да, насильник и убийца.

Девушка почему-то прыснула от смеха:

– Ты плохой насильник.

– Уж какой есть. Зато убийца я – отменный. – Так почему – обыск?

– Человека нам не удалось спасти.

– За это проводят обыск?

– Как видишь, – ответил Миша, пожав плечами, зажигая плиту под сковородой. «Что приготовить?» – подумал он. Яичница не получалась – разбитые яйца уже присохли к полу, приклеив ячейки. Вонять будут, да ещё как!

– Никогда бы не подумала. А кем же был этот человек? – спросила она, прошлёпав за ним в кухню.

– Сталин.

Девушка пискнула, грохот. Миша обернулся. Девушка упала через опрокинутый стул, халат распахнулся до самого пояса. Миша, отводя глаза и краснея, подал ей руку. Девушка воспользовалась помощью, поднялась, села на поднятый Мишей стул. Она так и не запахнулась, так и сверкала своей девичьей скромностью и красотой. Руки её закрывали рот, разинутый в немом крике ужаса:

– Сталин умер?

– Его убили.

Ещё крик ужаса.

– Кто? – выдохнула она, вдруг оборачиваясь грозной валькирией.

– По официальной версии – мой отец.

Она упала бы вместе со стулом, если бы Миша не поймал. Она молчала, запахнувшись наконец. Миша вернулся к приготовлению завтрака – сковорода уже раскалилась. Заскворчало масло, егерь решил сделать егерский завтрак – вывалил в сковороду две банки консервированной готовой гречневой каши, что выловил из-под мойки – закатились туда при обыске.

– А кто твой отец?

– Кузьмин. Медведь.

Он не смотрел на неё, помешивая кашу. Достаточно красноречивого молчания.

– Судя по твоему поведению, убийца не твой отец? И не верится мне, что Медведь способен. А кто?

– Я. Не. Знаю, – раздельно произнёс Миша с трудом. Так свело скулы. Звякнув, ложка отлетела, оставив в руках ручку. Не заметил, как сломал ложку из нержавейки.