Ночь Калашматов - Константин Костин Страница 18

— Это жена хана Шашана, — пояснил секретарь.

— Хана Шашана? — нахмурил лоб судья. — Ладно, заводите.

Конвойные ввели в зал молодую инопланетянку. Настолько красивую… давеча на вечеринке у хозяина города тоже были весьма неплохие девушки, но не такие. Высокая, стройная, длинноногая… я бы назвал ее идеальной даже по меркам землян, среди скагаранок таких восхитительных экземпляров я не встречал вовсе! И черты лица — не такие грубые, обтесанные, как у прочих краснокожих, а утонченные, аккуратные. Ее не портило и полное отсутствие волос, а маленькие рожки показались такими милыми… если б это было возможно — я готов был поклясться, что кто-то из ее предков согрешил с человеком! Хан и тот восхищенно цокнул языком.

— И что там, какие обвинения? — заинтересованно наклонился судья к Шубаху.

— Ямаха… обвиняется в том, что совершила винеш, деяние, запрещенное заветами предков и Тилисом, Единым В Трех Ликах, под страхом смерти…

— Короче! — нетерпеливо прикрикнул Хадаш.

— А, вот. Изменила своему мужу…

— Мужу… — разочарованно повторил рогатый, пожирая обвиняемую взглядом. — Ну тут дело ясное — казнить, как велят заветы предков.

Ямаха, стоявшая с гордо поднятой головой, ровной, словно проглотила жердь, спиной и выпятив вперед грудь, при звуке приговора едва заметно вздрогнула, но не потеряла самообладания. Лишь чуть сбилось дыхание девушки и предательски заблестели слезинки в ее больших желтых глазах. Мне стало жаль инопланетянку. Изменила — да и хрен с ним! Разве это повод убивать такую красоту?

— Погоди! — возразил я. — А где ее адвокат? Имеет же право девушка на защиту!

— Честному скагу не нужен адвокат, — отмахнулся хан. — Чистая совесть — лучший адвокат!

— А кто ее обвиняет? — продолжал я настаивать на своем. — Свидетели, доказательства?

— Мы же не шанги! — возмутился инопланетянин. — Слова скага достаточно. Скаги не врут. Но если тебе принципиально… Шубах, какие там доказательства?

— Два свидетеля — Руших и Дамиш, — пояснил секретарь.

— А кто они — ханы?

— Нет, обычные скаги…

— Вот видишь! — торжествующе поднял палец Хадаш. — Свидетели есть! Хотя и не ханы, но я уверен — скаги достойные, заслуживающие доверия и уважения.

— Так давай их пригласим, допросим, — предложил я.

— Ну если так хочешь опоздать на обед… — раздраженно процедил сквозь зубы инопланетянин. — Конвой! Давай этих двоих…

— Руших и Дамиш, — подсказал помощник.

— Да-да, вот этих.

Через несколько минут ожиданий в зал заседаний ввели дух скагов, тех самых свидетелей. Оба — заметно старше и меня, и Хадаша. Помятые, побитые жизнью, у одного не хватало нескольких зубов, у второго левый рог был сломан почти у самого основания. Одеты крайне неряшливо. Личности крайне неприятные, мне они сразу не понравились. И не мне одному. Правитель тоже брезгливо поморщился.

Вошел и еще один. Молодой, крепкий черт. В крагах, сапогах со шпорами и, традиционно, сверкающим золотом и бриллиантами револьвером на бедре. Количество украшений на нем не оставляло сомнений — это и есть хан Шашан, муж Ямахи и, по совместительству — главный потерпевший. Единственным аксессуаром, блестевшим не золотом, а никелем, были часы на его руке — безумно дорогой «Рекорд», как у меня. Похоже, удивился, что процесс затягивается.

Кивнув судье, получив ответный кивок, супруг устроился на скамейке у стены зала.

— А что, свидетелей поприличней не было? — осведомился хозяин города.

— Какие есть, — виновато развел руками Шубах.

— Ну давайте, рассказывайте… — снизошел Хадаш.

— Подожди! — воскликнул я.

— Да, точно, совсем забыл, — покачал головой рогатый. — Поклянитесь именем Тилиса, Единого В Трех Ликах, что будете говорить только правду.

— Клянусь! — заявили оба свидетеля в один голос.

— Ты что, обоих одновременно собираешься допрашивать? — удивился я.

— Да. А что такого? Один расскажет, второй подтвердит. Так быстрее. Обед же скоро!

— Так дело не пойдет! — возразил я. — Свидетелей нужно допрашивать по очереди!

— Зачем?

— Чтобы один не знал, что говорит другой!

Тут черти испуганно переглянулись. Значит, моя интуиция меня не подвела! Что-то здесь было не чисто. Ну не могла девушка рисковать жизнью, зная о наказании за измену, прыгая в койку с кем-то там. Тем более — принимая во внимание дефицит мужчин у краснокожих. Скорее, сам Шашан перетрахает половину Скагаранского Халифата, чем Ямаха пойдет против заветов предков.

Поведение свидетелей не скрылось и от глаз хана. Он заинтересованно подался вперед. Впервые с начала процесса на лице черта появилось выражение, отличное от скуки. Нудная обязанность правителя города превратилась в развлечение.

— Давайте-ка одного за дверь, — приказал краснокожий.

— Какого? — озадаченно спросил конвойный.

— Да без разницы, — махнул рукой Хадаш. — Давай вон того, однорогого.

— Итак, э-э… как тебя там? — поинтересовался я, когда второго свидетеля вывели из помещения и затворили дверь.

— Дамиш, — подсказал секретарь.

— Ну да, Дамиш. Когда Ямаха изменила своему мужу?

— Восемь дней назад, — ответил свидетель.

— В какое время?

— Днем! Сразу после обеда!

— Ага… а где дело было?

— Известно, где, — усмехнулся скаг. — В доме хана Шашана!

— А в какой комнате?

— В спальне.

— А ты как мог увидеть?

Краснокожий, до этого вопроса державшийся очень уверенно, давая ответ едва дослушав вопрос, нерешительно замялся. Глаза свидетеля воровато забегали, а на лбу заблестела испарина.

— Я мимо проходил… — произнес Дамиш, уставившись в потолок. — Случайно заглянул в окно. И увидел их там! Творящими непотребства…

— А это не мог быть сам хан?

— Конечно — нет! Я же конюх хана! Хан только вернулся с прогулки и я как раз шел в конюшни, чтобы расседлать коня!

— Эй! — воскликнул Шашан. — Не может быть такого! У нас же спальня на втором этаже!

— Во-от! — протянул я, многозначительно подняв палец вверх. — То есть ты хочешь сказать, что проходил мимо дома хана, случайно подпрыгнул до второго этажа, и увидел, как Ямаха изменяет мужу с… с кем-то там?

— Ну ладно, пусть не случайно… я услышал непристойные звуки, забрался на карниз и увидел их там.

— А с кем она была?..

— Откуда я знаю? — пожал плечами свидетель. — С каким-то скагом.

— И что ты сделал после этого?