Спецназ Великого князя - Юрий Корчевский Страница 18

Дружинникам интересно поначалу было, к бортам приникли. А уже к вечеру приелось. Тем более как сумерки настали, кормчий лодью к берегу направил. Место стоянки использовалось давно, судя по старому кострищу. Команда костёр развела, кулеш начала готовить. Фёдор, как десятник, по периметру поляну обошёл, ещё круг сделал, пошире. Потом караулы назначил. Это ничего, что своя земля, порядок везде и всегда нужен. После ужина спали на судне. От воды прохладой тянет, сыростью, да комары донимают. Непривычно на палубе, судно покачивает. Утром хлеб с салом и сыто медовое. Некогда утром кулеш либо кашу варить. Сразу от берега отчалили. Ветер попутный, да вниз по течению, судно хорошо шло. Показались к полудню знакомые берега. Ба! Да где-то здесь застава, на которой он службу нёс. Стал всматриваться в берег. Избушка показалась, в которой дружинники время коротали. Фёдор к кормчему кинулся:

– Подойди к берегу, хоть на самую малость. Брат на засечной черте службу несёт, поболее года не видел, за ради Христа!

Хмыкнул кормчий, выразительно на будочку на корме посмотрел. Кормчий судном руководит, а над кормчим посланник. Но скомандовал рулевому вправо держать, к берегу. Повезло Фёдору несказанно, брат его Иван службу нёс, Фёдора на борту узрел, к урезу воды кинулся. Как лодья носом в берег ткнулась, Фёдор спрыгнул, не стал ждать, пока сходни сбросят. Обнялись с братом крепко, потом Фёдор отстранился, брата осмотрел. Возмужал, загорел, мышцы налились.

– Ты как, брате?

– Твоими молитвами, Федя.

Фёдор из мошны деньги выудил – серебро, золото. Ивану сунул.

– Не знаю, когда назад пойдём, ты на рожон-то не лезь, наперво головой думай.

– На заставе всё спокойно, недругов не видать. А ты-то как?

Ответить Фёдор не успел. К борту подошёл недовольный посланник:

– Времени нет стоять! Живо на судно!

Обнялись, Фёдор руками за борт ухватился, дружинники на судно втянули. Гребцы несколько взмахов вёслами сделали, отводя судно от берега, парус подняли. Фёдор и Иван смотрели друг на друга, не отрываясь. Всё же родная кровь, когда ещё свидеться придётся? Снова плыли до сумерек, к берегу пристали. А потом каждый день одинаков. Утром лёгкий перекус, плавание под парусом. Даже команде делать нечего, а у дружинников всей службы ночью в карауле по очереди стоять. Рязанские земли прошли, дальше по правому берегу мордва, союзники казанских татар, язычники. А через несколько дней на высоком берегу Нижний Новгород показался. В Нижнем пополнили запасы провизии, дальше уже городов русских не будет, только несколько сёл и уже земли ханства Казанского. На ночь Фёдор караулы усиливал, по два человека дозор несли. Казань прошли. Ниже по течению полуразрушенный Булгар, бывшая столица Великой Булгарии, павшая под натиском Тамерлана, Железного Хромца. Ещё дальше Бельджамен, как кормчий сказал. От него к Дону переволок идёт, самое короткое место, всего сорок вёрст, и можно по Дону в Азовское море выйти.

Фёдор даже подумать не мог, для чего из воды на берег деревянные полозья идут, густо смазанные дёгтем. Оказывается, суда конями вытягивали из воды Волги и тянули до Дона. Два дня переволок длился, а если в обход, водными путями, полмесяца уйдёт, как не более. Это всё Фёдору кормчий Яков поведал, человек опытный.

После Бельджамена кормчий судно к левому берегу Волги прижимать стал. Только Волгой большую реку в этих краях называли по-татарски – Итиль. Слева уже шли земли Тюменского ханства, фактически – Ногайской орды, а справа – Большой Орды, татар. На левом берегу кочевья ногаев, а правитель ногаев – мурза Ямгурчей со старшим братом Мусой, обычно находился в Сарайчике, на правом берегу реки Урал. Дочь Ямгурчи Карануш, была замужем за казанским ханом Ильхамом. Ниже по правому берегу располагался Сарай-Бату, основанный в 1254 году Батыем. Город был разрушен Тимуром, и ныне ханы располагались в Сарай-Берке, заложенном ханом Узбеком на берегу Ахтубы, притоку Итиля, в 1430 году. Велик был город, до ста тысяч жителей, в то время как Париж насчитывал двадцать пять.

Кочевники ставили юрты, пасли стада, периодически перегоняя их с места на место. И тайная встреча здесь, на пастбище, была местом удобным. Лазутчики были и в Сарайчике и в Сарай-Берке, и посещение московского посланника не осталось незамеченным. Переговорщиком был боярин Алексей Старков. Когда по левому берегу потянулись пастбища со стадами и юртами, он подошёл к левому борту судна. Фёдор подумал: что может разглядывать боярин? Местность унылая, однообразная. Оказалось, знак высматривал. На берегу копьё воткнуто, а на нём маленький флажок, скорее – тряпка красного цвета. Боярин тут же приказал кормчему править к берегу. Пристали, сбросили сходни. Команда, по распоряжению боярина, стала вытаскивать из трюма тюки и мешки. Фёдор догадался – подарки. Без них переговоры не начинались, традиция. А уж восточные люди подарки любят больше, чем европейцы. За берегом присматривали, потому что не успела команда выгрузить весь груз, как от далёких юрт к судну поскакал всадник. Подъехав, круто осадил лошадь. Опоясан саблей, за плечом лук и сагайдак для стрел.

– Кто такие?

– Встреча назначена с мурзой Ямгурчеем, – ответил боярин.

– Хоп!

Ногаец ускакал. Боярин принялся пересчитывать мешки и тюки.

– Вот этот назад уберите, в трюм.

Двое гребцов подхватили тюк, забросили на палубу. Другие живо в трюм спустили. Боярин бороду расчесал, одежду на себе оправил. От юрт отделились несколько всадников, за ними арба, запряжённая быком. Процессия медленно, с достоинством к берегу приближалась. Посыльный ногаец лошадь гнал, исполняя поручение господина, а мурзы ногайские медлили, негоже им коней гнать, не простые нукеры. Остановились шагов за двадцать от боярина, спешились, к боярину пошли, и он навстречу несколько шагов сделал. Встретились посередине. Вроде мелочь, но им внимание уделяется большое. Человек, ниже званием, достоинством, чином, сам идёт к более уважаемому господину. Если стороны равны, то обе идут друг к другу, иначе – обида вплоть до срыва переговоров. Лёгкий поклон с обеих сторон, потом обмен приветствиями. Команда и дружинники у борта стояли на палубе. Команда судна просто глазела, а Фёдор с гридями сигнала ждал. Ещё вчера боярин с Фёдором уговорился. Коли снимет шапку, гридям на берег бежать и оборонять боярина, по возможности тюки на судно забрать. Опасался боярин, чужаки могут быть, в лицо мурз не знал, встреча первая.

Похоже – сладилось, потому что по знаку старшего из ногайцев тюки и мешки на арбу грузить стали. К боярину осёдланного коня подвели, причём седло славянское, с передней и задней лукой, со стременами. У ногайцев стремян у седла нет, они управляют лошадью ногами, впрочем, как и татары. И в седло не садятся, как славяне, а впрыгивают с земли.

Всадники направились к юртам. Фёдор выставил караул из двух дружинников. Одного на берегу, а второго на носу судна – наблюдать за юртами. Конечно, обижать каким-либо образом переговорщика нельзя, традиции сильны у всех народов, но всяко случиться может. И Фёдор представить не мог, как действовать в случае агрессивных действий ногайцев. У них воинов раза в три-четыре больше, все при луках и на конях. А пешему с конным да без копья не управиться, это всякий знает. Вот и выходит, что только судно охранять будут. А случись сеча, у десятка гридей шанса нет, смертники. Парни его наверняка о том думали, но языки за зубами держали. А ещё Фёдор о боярине Старкове размышлял. Смелый человек, один к ногаям направился. Впрочем, и боярин Беклемишев такой же, за ради царя и Руси жизнью рисковал. Вот и выходит, что служба в Иноземном приказе почётная, да опасная. И никакое жалованье риск не окупит.