Страж зари - Сергей Куприянов Страница 18

Выйдя в отставку в звании капитана, Евгений Маклаков не долго оставался без дела. Недели три он оформлял документы, пил пиво, даже водочку, главным образом со своими бывшими сослуживцами, многие из которых ушли из милиции куда раньше его, съездил на рыбалку, поосмотрелся вокруг свежим взглядом, хотя все уже, в принципе, было решено еще три месяца назад, и вышел на работу. Побездельничал бы еще, но его поторапливали — место могло уйти. Теперь он был охранником в банке и считал, что ему повезло. Работа спокойная, рабочий день строго нормирован, хорошая зарплата, стабильные выходные, обеденный перерыв. Словом, по сравнению с нервной милицейской службой, когда ни дожрать, ни доспать, сплошное удовольствие.

В коллектив вписался без особых проблем: многие здесь имели схожую с ним биографию. А через три месяца уже чувствовал себя вполне в своей тарелке, будто всю жизнь здесь проработал. Знал в лицо постоянных посетителей, и не только фирмачей, в некоторых из которых он узнавал своих старых клиентов, хотя не подавал вида, но и пенсионеров, а также людей, часто меняющих валюту, подозрительных парней, появляющихся в банке в дни выдачи пенсий, — этих он гонял. Прежний навык помог ему быстро разобраться в ситуации и поставить себя соответствующим образом. Он отметил, что начальство стало исподволь приглядываться к дисциплинированному и ответственному служаке, не стесняющемуся подойти к незнакомому человеку и вежливо, но настойчиво поинтересоваться, что тот делает в помещении банка. Или просто встать рядышком и внимательно посмотреть в глаза, демонстративно запоминая. Нашел общий язык даже с одним дедком, каждый раз устраивающим скандал по поводу якобы недоначисленных копеек на его пенсию. Дед здорово нервировал операционисток. Теперь тот, заходя в зал, первым делом искал взглядом Маклакова и издали здоровался с ним, с комичной церемонностью наклоняя голову. Словом, все было хорошо, грех жаловаться.

Правда, если уж быть до конца честным перед самим собой, была во всем этом благолепии некая тоска. Движения мало, что ли. Или общения? До этого он все же был несколько мобильнее. И как-то свободнее, что ли. Грело только, что вскоре — он серьезно на это рассчитывал — его могут назначить командиром… Тьфу ты! Начальником отделения охраны. А что? Еще не старый, в теме, службу знает, не балует. Да и намекали уже. Нет, до начальника охраны он пока и не думал дойти, да и не больно-то и надо; ответственности там через край, а язва уже есть. Но приподняться хотелось.

Маклаков не то чтобы на сто процентов знал, но догадывался, что за ним наблюдают. Не постоянно, конечно, время от времени, но видеонаблюдение, неизменно ведущееся в зале, позволяло воспроизвести каждую минуту его службы. Камеры можно обмануть, только за ними, за всей их службой, есть и другой догляд, негласный. И он терпел, старался. Лишний раз покурить выйти боялся.

А тут…

Потом он говорил, что бес попутал. В зале никого, такое не часто бывает, но бывает. Жарко что-то. И он, сделав знак в видеокамеру, вышел на улицу. На крыльцо. Какой ни на есть, но все простор. Сколько ж можно взаперти сидеть? Он не зэк, чтобы под замком маяться.

Вышел на крылечко, облицованное дорогой импортной плиткой, достал сигарету и закурил, не забывая посматривать по сторонам. Служба есть служба.

Молодую женщину он приметил метров с двадцати. Она на ходу что-то выискивала в сумочке. Не то чтоб какая-то сильно красивая или, хуже того, опасная, но глаз на нее, что называется, лег.

Он быстро глянул на свою недокуренную сигарету и прикинул, что, пока она приближается, он как раз успеет докурить и войдет в зал вместе с ней. Это правилами несения службы допускалось.

Сделал одну затяжку, вторую и уже приготовился бросить окурок в урну, одновременно делая шаг, даже не шаг — какое там! — а шажок в сторону, чтобы пропустить посетительницу, направившуюся к крыльцу, когда она обратилась к нему с вопросом. Ничего особенного, вопрос как вопрос, по поводу того, можно ли здесь открыть счет, он ответил и вошел в зал вслед за ней. Прямо за ее спиной, даже дверь не успела закрыться.

Вошел, окинул взглядом пустой зал, если не считать этой дамочки, направившейся к окошку, и, сделав знак в камеру, пошел к двери, ведущей в служебное помещение.

Напарник, Жора Исаев, бывший гаишник (Маклакову он не нравился, но чувства свои Евгений предпочитал держать при себе), отпер электрозамок, и он вошел внутрь, где справа, еще за одной дверью, располагался пост видеоконтроля — мониторы, магнитофоны, два телефонных аппарата, тревожная кнопка для вызова милиции и прочая аппаратура, обеспечивающая электронную безопасность объекта.

— Смени меня, ладно? — попросил Маклаков.

В зале они дежурили по очереди, меняясь примерно каждый час, но этот график соблюдался не всегда.

— Без базара, — легко согласился Исаев.

Он явно рассчитывал, что вечером, когда будет наплыв народа, он эти минуты отыграет с лихвой; вечером служба была самой напряженной, и ее никто не любил. Народу много, душно, покурить не выйдешь, только сиди как привязанный и смотри во все глаза, хотя чего смотреть на толпу, если в ней ничего не разглядишь. Вообще охранник в зале больше исполняет функции пугала: мол, не борзейте, граждане, мы на страже. И это срабатывало. В последнее время Маклаков, обеспеченный почти неограниченным временем для раздумий, пришел к выводу, что если бы с улиц не убрали пешие милицейские патрули и дружинников, то порядка было бы больше.

Исаев встал со стула на колесиках, уступая место напарнику, вышел в зал… И тут у Маклакова наступил провал.

Потом, когда разбирали ограбление отделения банка, он с трудом, да и то с подсказки, смог вспомнить, что зачем-то отключил систему видеонаблюдения, достал из магнитофона кассету, распотрошил ее и сжег ленту прямо там же, на полу. Ну окончательно сжечь у него не получилось, но пленку попортил основательно, стараясь при этом так, что обжег руку раскалившейся зажигалкой.

Кстати, Исаев тоже мало что вразумительного сказал. Он зачем-то вышел из помещения на улицу и, как он говорит, очнулся только в магазине, где он накупил целую тележку выпивки и закуски.

Ущерб был большой. Если в пересчете на евро, то около ста сорока тысяч. Виновны в первую очередь, конечно, охранники — это их дело охранять хозяйские денежки. Но и операционистка тоже, выдавшая неизвестно кому огромную сумму наличности взамен старой, советской еще, трехрублевки. Но в то же время очевидно — что-то здесь не так. Куда, к примеру, глядела кассирша? Или начальница отделения, у которой из-под носа уводят такую крупную сумму.