Ночная смена. Крепость живых - Николай Берг Страница 18

– Ладно, с ним понятно. Нам-то что делать? У них вон и милиционер в толпе-то, как раз соседушке вашему в физиономию с ноги пробил. Что они делят-то?

– Так это-то понятно: Оганов – армянин. А эти азеры из общежития. У них тут настоящая махалля – и магазинчик свой, и кафе, и частная клиника по всем хворям.

Пока все было тихо – и они тихо сидели, а тут поняли, что могут развернуться.

– И все-таки нам-то что делать? Кидаемся его выручать или как?

– А мы своими стволами с парой сотен джигитов справимся?

– Сильно сомневаюсь. Тем более что у них и самих что-нибудь вполне огнестрельное найдется. Вон у мента какой-то автоматик болтается, «Кедр», что ли, или «Кипарис»?

– Мальчики, там ведь человека убивают. Какой-никакой, а ведь человек. Семья у него, – напоминает нам о проблеме Сашина мама.

– Боюсь, Дарья Ивановна, что мы тут ничего не сможем. Нам бы самим ноги унести. Мы, конечно, можем сейчас из двух стволов по ним влепить, кого-то свалим. А дальше что? Это кавказцы, оружия у них у самих хватает. Запрут нас тут в подъезде – и будет веселье. А кроме того, уж извините, напомню – сейчас уже погибли тысячи очень хороших людей, и еще больше погибнет. Потому я теперь спасаю только тех, кто меня бы кинулся спасать. Как говорят на флоте: «Следую своим курсом». И между прочим, это не единственная группа – вон подальше такие же. С автоматом я бы, может, еще и рыпнулся, а с берданками – несерьезно.

– О, а вон и третья – тож те же. Вон в промежутке видны, – отмечает, поглядывая из-за занавески, Саша.

– К слову сказать, прохожих что-то мало для этого времени.

– По радио было объявление, рекомендовали оставаться дома. Причину не объясняли. Мол, кто слушает наше радио, побудьте дома, послушайте наше радио…

– Не все же слушают это радио, что-то еще, наверное…

Видим, что редкие прохожие активно избегают общения с группками гостей города, обходя их стороной. Оганова оставили в покое, слабо шевелится. А нам надо отсюда выбираться. Выходить втроем почему-то не хочется: мы с Сашей уже как-то сработались, а вот как его мама себя поведет – не ясно. Опять же что-то подсказывает, что подобру-поздорову уже не выберемся – тут кавказеры кровь почувствовали, теперь их остановить трудно. Подумав и посоветовавшись, принимаем такой план: Дарья Ивановна с «хаудой» остается на лоджии. Если я подниму обе руки, она стреляет в белый свет как в копейку, а через секунду еще раз. Это на случай, если южане к нам прицепятся, и я им втолкую, что они на прицеле и по моему сигналу напарник бабахнет. Мол-де в помпе еще шесть патронов, так что вам всем весело придется. Если южане не полезут: то подгоняем машину с улицы к подъезду, заходим, забираем вещи и Дарью Ивановну и едем к поликлинике. Вещей до смешного мало – чемодан и сумка на колесиках.

Звонит телефон – это та женщина, с первого этажа. Она в ужасе от того, что под ее окнами стоит пришедший непонятно откуда человек. Он в крови, выглядит странно, и собака брешет как заведенная. Собаку никак не удается угомонить, ей пора на прогулку, а там этот человек. Прикидываю – это не Оганов, окна у женщины выходят во двор, а Оганов сидит с другой стороны. Значит, кадавр.

Хозяйка пуделя волнуется. Просит помочь. Переигрывая план, спускаемся все на первый этаж.

Идем смотреть – да, под окном стоит мужик, совершенно обычный, сильно окровавленный. И ему здорово досталось. Новое дело. Мало нам десятка возбужденных азеров рядом с машиной, так еще и у дверей кадавр. Собачница просит забрать ее с сыном и собакой отсюда. Куда угодно, только бы отсюда. Сын, наоборот, явно дрейфит бежать из дому.

А, семь бед – один ответ. В засаду на лоджию сажаем Сашу и его маму: если азеры меня пропустят к машине без зацепок, вызываю по мобиле Сашу с ключами. Если вижу, что они меня собираются щупать за влажное вымя, – бегом назад. Вот тут по ним семейство Сан Саныча и влупит с близкой дистанции сбоку. На застекленную лоджию горцы допрыгнуть не сумеют, а я постараюсь добавить. И либо они приссут и побегут за подмогой, а мы успеем смотаться, либо… думать даже об этом неохота. Собачница совершенно растерялась, до нее с трудом доходит, что хотя бы документы и ценности она должна забрать. Долговязый сын ее сгребает в какой-то чемодан диски, коробочки, вроде отсоединяет шнуры от своего компа, комп хороший, навороченный – самая ценная вещь в бедноватой в общем-то квартире…

Так. Время у нас еще есть. Минут двадцать. Саша и его мама тренируются перезаряжать свое оружие, а я навостряюсь выхватывать свой обрез из-под полы. Через двадцать минут, хоть и не научились как следует, но все-таки куда лучше, чем было. На улице ничего не поменялось – кадавр в кустах стоит. Кавказцев не видно, но оживленные переговоры слышны на лоджии. Вдох-выдох. Надо двигаться. Неохота. Но ничего хорошего не выждешь. Дрянной из меня герой – никакого восторга перед дракой. Ни малейшего азарта. Хоть бы жители гор повели себя спокойно, разошлись бы как в море корабли. Ну никак не хочется устраивать выход бронепоезда с запасных путей – у нас, в конце концов, общая история, интернационалистами все были опять же… И музея оккупации в Баку вроде нет еще…

На лестнице никого. Выкатываюсь из подъезда. Саша, прикрывавший мой выход, возвращается в засаду. А я придвигаюсь помалу к зомби. Он будет торчать, как старичок в бахилах на одном месте, или двинется? Двинулся. Но медленно, как заржавевший. Так, у него на дороге низенькая оградка. Запнулся, упал уже на мою сторону. Э, а ведь его можно взять в компаньоны! Точно можно! Ну-ка вставай дорогой. Я подожду. Если кавказцы не освинели, я тебя сам упокою. А если они край не чуют, ты им будешь подарком от черствых жителей холодного северного города. Ага, встал, идет быстрее, но все равно, голубчик, – по сравнению с тобой я просто Гермес с крылышками! Так, двигаем, хорошо.

Навстречу попадается деваха. Этакая вся из себя «я мисс Совершенство! Слышите, тупые свиньи!», как раз такие переходят дорогу в любом месте, не глядя вправо-влево, ибо мир крутится вокруг их персон. То, что она дура еловая, подтверждает и голая поясница. Нет, я не аскет и летом мне такое даже нравится, но вот зимой… Да и такой весной, когда холодрыга, щеголять голым пузом и задницей, открытой до копчика, – признак ума невиданного. Потом ходят, дуры тупые, лечиться от бесплодия и цистита, сочувствия требуют. На нас с моим спутничком умершим деваха косится презрительно-брезгливо. Приходится притормозить, чтоб он не отвлекался. Но от меня явно пахнет гуще или слаще, или просто я ближе – но на красотку мужичок не отвлекается, шкандыбает за мною следом.

Так, а вот сейчас я сверну направо за угол дома и увижу кавказеров. А за ними «логанчик». Дистанция всего ничего – до кавказцев метров двадцать. Прохожу мимо нашей засадной лоджии. С виду все тихо, только стекла чуток сдвинуты, образуя две щели.

Оборачиваюсь – мертвяк тоже вышел и идет следом. До него метров восемь. Если жители гор будут спокойно трепаться друг с другом, то все в порядке… А они не треплются. Заметили и заинтересовались моей скромной персоной. И идут навстречу, расходясь грамотно в полукруг, охватывая фланги. Ну да, сейчас возьмут в колечко и я – Оганов дубль два. Разве что их теперь восемь и мента с пукалкой нет. Это и хорошо, и плохо одновременно. У тех, кто сейчас идет ко мне, какие-то палки в руках – вроде арматура, у одного – бита. Улыбаются, уроды… Весело им… Все, пора бежать! Разворачиваюсь, дергаю хромым галопом обратно, обходя мертвого спутника вне зоны его досягаемости, и проскакиваю еще десяток метров. Кавказеры практически неровной шеренгой добегают до засады…