Пока драконы спят - Александр Шакилов Страница 18

Где в последний раз легла Криволапая, там ее и оставили. Шакалы в Долине не водятся, а драконы, как объяснил отец Эрика, падалью брезгуют. Отныне старуха, да простит она Снорри Сохача, – всего лишь падаль.

Сохач связал кончики усов и потряс бубном над остывшим телом. Бубен откусил ему мочку уха. Пора в дорогу, путники и так задержались в пустоши.

– Как ты? – Рыжий парнишка помог девчонке одеться. Тело ее светилось радугой: снадобье медленно впитывалось в кожу.

Гель промолчала в ответ. Она плакала и собирала слезы в горсть, чтобы в знак своей безутешной скорби смочить губы покойницы.

Пока длилось прощание с Урд, все было спокойно и размеренно. А потом окованный сапог Снорри болезненно, со всего размаху впился в крестец Эрика:

– Проворонил пахарей, щенок?!

– Отец?! За что?! За что, отец?! – Эрик прикрыл лицо беспалыми перчатками, опасаясь родительской ярости и зная, что только покорность защитит его от расправы.

– Пахари… – Голос Сохача дрогнул. – Как мы теперь? Через Долину, а?

Пока Эрик следил за Гель, запрещая ей подняться, пахари, испуганные пробуждением дракона, ускакали в пустошь. Три дня и три ночи длилась охота на песчаника, а за это время хороший пахарь, да еще со страху, сумеет далеко уйти. Да и завертелось все как-то – готовка снадобья, путешествие в Запретные Миры… Эрику не до того было. А теперь-то что уж?..

Обратная дорога закрыта. Мытари и рады бы пустить, но пещера Мимира только в одну сторону направляет. Пещера – самый короткий путь в Долину. И самый длинный – из логова драконов.

– Пешком, значит, по пустыне. Без воды. И жрать нечего. Спасибо, сын. За смерть нашу.

* * *

Сколько шли, Эрик запамятовал. Он устал отвлекаться на смены дня и ночи. Если ледяной мрак выдувал из-под плаща полуденный зной – значит, настала ночь. Воздух похож на расплавленный свинец – день овладел пустошью.

Жарко или холодно, рассвет или закат – Эрику уже все равно.

– Пить! – то и дело вскрикивала Гель.

– Пить! – шептал мальчишка.

– Все за глоток из родника! – молил Проткнутого Сохач.

А Долине не было конца и края: пыль, обломки древних гор посреди желто-серой равнины, туши спящих драконов и кости, отбеленные солнцем. Песок и камни. Песок днем, ночью камни. И наоборот.

Пили кровь.

Когда от жажды Гель падала, Снорри ковырял ножом запястье, сливая в рот малышки живительную влагу. Сам длинноус пил из прокушенного горла Эрика. Эрик – из ранки на девичьем бедре.

Голод утоляли плотью Сохача.

– Все равно бубну отдавать. Лучше уж вам, детки мои. – Снорри отсек мизинец, разделил на две части: поровну Эрику и Гель.

Потом – второй мизинец. И мизинцы ног. И…

* * *

Если смотреть от пещеры Мимира, драконья пустошь – впадина на день перехода вразвалочку с обедом и полуденной дремой. К ужину – прощайте, песчаники, с вами весело, но мы спешим, дела. Кстати, куда спешим, зачем?

Эрик устал спрашивать отца о цели их изнурительного путешествия:

– Далеко путь держим?

– Далеко, – цедил сквозь зубы Снорри и поправлял на плече котомку, которая так и норовила свалиться.

Эрик вновь и вновь молил о снисхождении, но длинноус лишь отмахивался: рта не раскрывал, берег силы. И не зря берег – спустя пять дней и ночей ему пришлось нести два отощавших детских тельца. Утром шестого дня у воина подогнулись колени. Снорри рухнул лицом в груду черных камней. Острые сколы рассекли его лоб, но из раны не пролилось ни капли – он все сцедил, сверх меры балуя Гель, а через нее и сына.

Эрик закрыл глаза – и провалился в пустоту между Мирами. В лицо парнишке повеяло освежающим ветерком…

Очнулся он в тени. А ведь вокруг не найти ни единого дерева или же валуна, способного укрыть путника от жара небес.

Тень падала от перепончатых крыльев.

Усилием воли Эрик сдержал крик. Над обессилившей троицей навис дракон-песчаник вдвое крупнее убитого покойницей Криволапой. И отец не защитит от чудища – едва дышит, – и нет дротиков с антрацитовыми наконечниками… Но у Снорри есть меч! Большой, тяжелый, лезвие перевито рунной вязью! Чем дольше держишь «Шип», чем крепче пальцы сжимают оплетку, тем сталь кажется легче, превращаясь в часть тела, продолжение руки – и вот уже десница Эрика стала ровно на меч длиннее. Теперь он готов умереть, защищая Гель и Сохача.

– Не надо. – Голосок у Гель тонкий, девчачий. – Он на помощь пришел. Я попросила. Он хороший дракон, летать умеет. Долина отпустит его, а заодно и нас.

Хороший? По первому зову? Эрику безумно хотелось поверить в сказку о добром, умном драконе, спасающем людей, вот только у песчаника слишком большие когти и острые клыки. И потому – прочь сомнения! Меч – плоть от плоти – толкнул Эрика к чудовищу. Взмах, отблеск безупречной заточки, и…

Светловолосая красотка Гель встала между песчаником и дерзким мальчишкой. И откуда в ней столько храбрости, столько силы?! Эрика едва ноги держали, а Гель скакала по камням, словно жеребенок.

– Помоги нам, дракон! Ты хороший и мудрый, ты помнишь язык людей. Я знаю, ты поможешь! – щебетала она, а песчаник, склонив голову, слушал.