Лена Сквоттер и парагон возмездия - Леонид Каганов Страница 18

Помню, в этот момент я догадалась, что у господина Кутузова пивной завод расположен на автомойке и представляет собой канистру, которую Кутузов берет в руки, воровато запираясь в подсобке, усилием воли создает лучшее в мире пиво, а затем грузит в багажник легковушки и везет в районную елецкую пивнушку.

Итак, мы с Дарьей осмотрели его вещи, обсудили ситуацию, доели все, что оставалось, заказали вторую деревянную ладью с набором суши, съели половину и поняли, что погорячились с ней. И лишь в этот момент я сообразила, что господина Кутузова подозрительно долго нет. Полчаса в туалет не ходят, а значит, пора будить клиента, нашедшего там себе плацкарту. Я позвонила ему на мобильник — абонент оказался вне зоны действия сети.

Оставив Дашу за столиком, я направилась к туалетам и nonchalantly заглянула в мужской, сделав лицо, какое бывает у приличной гёл, если она ошиблась дверью, не разобравшись в иероглифах. Хотя иероглиф на двери был самый расхожий — профиль неудачника в цилиндре пушкинской эпохи. Туалет оказался пуст. На всякий случай я заглянула и в женский — пусто.

Выйдя на проходной пятачок, я направилась к вахтенной казашке у дверей и лаконично описала das Problem. Казашка вытащила из недр заведения другую казашку — то ли плохо понимала по-русски, то ли сменилась на посту недавно. Я повторила вопрос ей и получила ответ: да, сильно нетрезвый гражданин (она сделала особый упор на «сильно») в белой рубашке и штанах «с полосочками», сидевший за вашим столиком (оказывается, она запомнила столик), вышел из туалета и попросил сигарет без фильтра той модели, какой здесь не было. А от тех, какие были, отказался и сказал, что сходит к ларьку купит. Так и сказал: к ларьку, купит. Возвращался он или нет, казашка не помнит, потому что ушла с поста. Теперь она понимает, что господин в почти белой рубашке и штанах с полосочками ушел окончательно, и ее невыразимо волнует вопрос, кто заплатит. Я успокоила ее, что мы заплатим, и даже сразу попросила счет, коробку для недоеденных суши и полиэтиленовый пакет, куда собиралась сложить его вещи и дозвониться ему завтра…

Я вспоминаю все это так подробно потому, что мне не хочется вспоминать дальнейшее.

Когда мы с Дарьей Филипповной вышли на улицу и свернули на проспект, по глазам полосонули синие всполохи мигалки. Посреди проспекта стоял пустой троллейбус в окружении толпы зевак с мобильниками, двух милицейских машин и одной машины «скорой помощи», генетический страх перед которой настолько древний, что люди ее до сих пор называют каретой. Два хмурых врача с лицами подмосковных алкоголиков небрежно запихивали в кузов носилки, плотно укрытые зеленой клеенкой. Из-под клеенки торчали только ноги без ботинок — ноги в деловых, но чуть-чуть спортивных штанах с полосочками. А затем толпа расступилась на миг, и я увидела недостающий ботинок, куски мобильника и темную засохшую лужу крови под троллейбусом, по которой замогильными тенями пробегали синие всполохи мигалки…

Очнулась я от того, что Дарья Филипповна прижимала меня к стене дома, чтобы я не упала, и хлопала по щекам. «Скорая» уже уехала, зеваки разбрелись, лишь один bastard, видимо, совсем опоздавший, делал вид, будто увлеченно читает SMS в своем мобильнике, но сам направлял его объектив в нашу сторону. Я показала ему фак, после чего начала приходить в себя. Даша настойчиво вызвалась меня провожать, чтобы я не упала в обморок второй раз. Я позволила ей это.

В такси я еще и самым натуральным образом разрыдалась. Что поделать — порой я бываю сентиментальна. Наш Bull, несмотря на весь его нелепый image, стал нам с Дарьей Филипповной почти родным за этот вечер, а теперь и вовсе казался членом семьи — я его оплакивала почти как Микки.

Меня всегда удивляло, что мы относимся к мертвым лучше, чем к живым. Definitely, этот обычай диктуется не самой лучшей стороной нашей психики. Объяснение феномену у меня есть, хотя довольно cynique: любой живой, даже из самых порядочных, теоретически еще имеет capability начать совершать зверства и подлости немыслимого коварства и неограниченной мерзости. Мертвый, сколь бы гнусным ни был его жизненный путь, отныне безобиден для общественного порядка и божественно доброжелателен даже к лютым врагам. Сравнить его можно лишь с грешником, который полностью раскаялся и навечно постригся в монахи, зацементировав себя в хтонической келье. Причем даже такое сравнение, как нетрудно догадаться, будет не в пользу монаха, поскольку capability еще при нем… Впрочем, гибель нашего Bull я оплакивала еще и потому, что вместе с ним умерла тайна. А с тайной, признаюсь честно, умерла и моя новорожденная надежда на увлекательную историю, которая внесет новый сквозняк в мою rhythmical офисную карьеру, начавшую уже слегка надоедать.