Последний реанорец. Том II - Вел Павлов Страница 18

— Хм, вот значит как? — хмыкнул после пары секунд раздумий Александр, а после с такой же улыбкой отрицательно покачал головой. — Нет, Мишенька, тут вопрос в другом. Сереженька действовал по моему поручению, признаю, но дела тут совсем иные. Государственные дела, государственные…

— Тебе соврать, что высморкаться! — припечатал нещадно тот.

Светлый князь после спича Трубецкого невольно закатил глаза, а после, тяжело вздохнув, добавил:

— Про монументал слыхал недавно? — и после утвердительного, но подозрительного кивка Михаила, он продолжил. — Так вот, Сереженька здесь по этой самой причине. А парень, скажем так, нам не зная того помогает проучить зажравшуюся шваль.

— Опять свои интриги плетешь и людей используешь почем зря, тень костлявая! — вспыхнул праведным гневом архимагистр.

— Парню ничего не угрожало, за ним присматривали… Не дураки же мои люди, — хохотнул с довольством Потёмкин. — Так что скажешь про мальчика? Сильный потенциал?

— Сильный потенциал? Ох! Насмешил, — вдруг рассмеялся громко старик. — Будь моя воля я прямо сейчас бы его забрал и начал тренировать. Своими силами пробудить силу духа на третьем кольце без чьей-либо помощи и стимулирующих эликсиров. Ты как думаешь? Наши-то сопляки и соплячки понятно, лет в пятнадцать-шестнадцать это сделать могут, если повезет, ими с детства занимаются, а тут… — старик внезапно обернулся и снова посмотрел на еще пышущий туман силы Лазарева. — Тут совсем другой случай. Это что-то экстраординарное. Я молчу о том, что пацан частично техники использует. Не зря их называют не ограненными, ведь после огранки может получиться как труха, так и бриллиант. Боюсь, что он уже где-то на ранге витязя. Вот ведь чудеса, а ведь восемнадцать лет, — хохотнув с сияющей улыбкой, искоса зыркнул Трубецкой на светлого князя. — Так понятнее?

— Значит, будет толк. Предлагаешь на поруки взять? — с лукавым видом сделал вывод Александр. — А ведь простолюдин…

— Плевать откуда он, что-нибудь придумаю, такие на дороге не валяются. И ты руки свои попридержи, а то отрублю… — осёк того зло архимагистр. — А то разбежался уже, смотрю. Глазки забегали. В магии ты мастак, спору нет, но как воителей из людей делать ты ни черта не смыслишь…

— Ты говори, да не заговаривайся! — возмутился светлый князь, а после указал на Прасковью, которая не сводила заинтересованного взгляда с арены. — Смотри, какую валькирию взрастил! Любому рога поотшибает!

— Вот! — язвительно заметил Трубецкой, тряся пальцем перед носом Потёмкина. — Сам признался, что валькирия! Война — мужское дело. Девушки должны быть как моя Алиша. Умные, нежные, обходительные. Лишь в редких случаях способная постоять за себя, причем должна находиться под мужским крылом. Ведь что это за мужик, который не может защитить собственную женщину? А твоя только крушить горазда!

— Чего?! Внучку мою решил обидеть? — взбеленился вдруг Александр, а в помещении разом потемнело. — Да я тебя сейчас в бараний рог скручу прямо здесь!

— А ты попробуй! — не остался в долгу Михаил, и глаза того налилась неестественной синевой морской волны.

— Господи, Куня, они опять за старое, — простонала с безнадёгой Алина, обращаясь к подруге, и наблюдая за двумя стариками, переругивающимися за пологом тишины. Даже не слыша князей, девушка уже понимала, что происходит.

— Думаешь, спорят, кому он достанется? — полюбопытствовала Прасковья, не сводя заинтересованного взгляда с Ежова и Лазарева.

— Прости, Куня, но это и так понятно, какому роду он достанется, — просияла Трубецкая, поддев свою собеседницу.

— Это с чего ты так решила? — надула губы Черная Боярышня. — Мы тоже воителей взращиваем.

— Но не таких как мы! — не осталась в долгу Алина.

* * *

— Сука!.. Как же… всё горит! — вырвался хриплый рык изо рта. — Проклятье…

Треск внутри был настолько громким и отчетливым, что мне казалось, что это ломаются собственные кости и разрываются мыщцы и сухожилия, а нервы кто-то окунул в кислоту. Жжение было настолько обжигающим, будто вместо крови, по венам гуляла раскалённая лава.

Но уже в следующую секунду треск превратился в шелестящий оглушающий гул, а затем внутри груди, словно прорвало плотину или сошла настоящая лавина, и следом из моего тела стал просачиваться ярко-алый туман.

— Всем прочь! — услышал я громкий крик. — Не подходите к парню! Я сам!

Перед глазами всё плыло, руки по запястья и часть коленей уже находись в каменном канвасе арены, но я успел разглядеть вначале ноги, а после неожиданный спаситель склонился, и удалось разглядеть чуть морщинистое лицо незнакомого человека.

— Тише, сынок. Знаю, больно, — вкрадчиво и даже с неким подобием теплоты произнес он. — Это спонтанное пробуждение силы духа. Весьма болезненный процесс. Ты сопротивлялся жжению в солнечном сплетении, да? А не нужно было, теперь придётся потерпеть. Я могу помочь, но только если ты позволишь. Ты как, согласен?

Что? Пробуждение? Сила духа? Что несет этот старый пень? Да эфир бы ни за что не позволил бы поселиться в моём теле чужеродной си… Сука! Так вот в чём дело…

И до меня, наконец, дошло осознание происходящего.

Эфир сейчас бесконтролен в моём теле, вместилище искорежено, очаг скопления силы исковеркан. И всё прежние правила не работают. По этой причине моя сила эфира и не препятствовала формированию новой, а помогала хозяину. Но я по своей толстолобой натуре сопротивлялся и терпел жжение и тем самым, как понимаю, сдерживал высвобождение силы духа.

— Поз… воляю… — прокряхтел невнятно я, выбора и не было сейчас особо.

Ведь в нынешнем положении был виноват я сам. Точнее моя собственная глупость и гордыня. Мог бы догадаться, что к чему, если бы побеседовал с Устиновым, либо тщательнее порылся в паутине.

Крыло херувима мне в зад! Как же я сейчас жалок! Опозорен…

— Врать не буду, — вдруг с ухмылкой произнес мужик, коснувшись моего плеча. — Сейчас будет очень больно. Такое мы делаем в специально отведенной комнате для пробуждающихся. Так что… Терпи! И главное не теряй сознание…

А после как показалось меня, словно опустили в чан с кипящим маслом, а тело попытались вывернуть наизнанку, сдабривая весь этот процесс разрядами электрических угрей и раскалёнными углями.

Похоже, этот незнакомец пытался помочь своей силой духа, моей пробуждающейся.

— О каааак… — пропыхтел протяжно и внезапно старик. — Сколько же ты… терпел, парень?..

— Не… помню, — невнятно пробурчал я, еле сдерживаясь, чтобы не отрубиться. — Дней пять… кажется…

— Сколько?! — в голосе у старикана засквозил шок от услышанного.

— Не знаю… может даже шесть… — проскрежетал я, вцепившись зубами в собственную руку, прокусывая ту до самой кости, и посылая сдавленный и наполненный болью крик в мясо, в это время голова моя уже была упёрта в канвас и никто не мог слышать моих мучительных стонов.