Инцидент - Клим Жуков Страница 18

Над койкой висела полка с книгами, а под ней трогательное домашнее фото в рамке. С фото улыбалась школьница лет восьми с пухлыми щёчками и огромным бантом на затылке. Косая надпись, составленная из круглых буковок, гласила: «Анютка любимому деду».

– Любимый дед вышел ненадолго. Документы в сейф не убраны, лампа не выключена, – констатировал Крапивин, осмотревшись.

– Здесь тоже дрались? – ехидно переспросил Карибский.

– Не думаю. Хотя, в отличие от «прихожей», этого не проверить – камер нет.

Зазвонил телефон – долгий, протяжный треск.

Работал аппарат дежурного.

– Слушаю, майор Карибский.

С той стороны мембраны донёсся взволнованный голос лейтенанта-аналитика Белых.

– Товарищ майор! Тор Игоревич! Вам надо это видеть!

– Успокойтесь, лейтенант. Во-первых, где вы? Во-вторых, что мне надо видеть?

– Я у оперативного центра, это в…

– Знаю. Дальше.

– Здесь, похоже, следы боя!

– Уверены?

– Нет, но похоже.

– Сейчас буду, – ответил майор, положил трубку и крикнул в затворённую дверь кабинета: – Крапивин, я в оперативный центр, что-то там мои нашли. А ты продолжай осмотр! Порядок знаешь, всё под протокол!

Штаб объекта располагался в относительной близости от стройки, прямо за жилблоком и условным «автопарком», где обслуживалась техника.

– Это называется «следы боя»? – поинтересовался Карибский. – Лейтенант, я слегка разочарован. В тех местах, откуда я родом, это называется след от пули калибра 7,62 и гильза патрона 7,62 на 39.

В пожарном щите, что висел на столбе подле входа в штаб, красовалась сквозная дыра, разлохматившая доску с выходной стороны. Пыль и песок, как оказалось, скрывали гильзу, от которой всё ещё тянуло запахом пороха. Латунные её бока блестели и совсем не подёрнулись патиной, как неизбежно случилось бы, пролежи она на земле подольше.

– Я боюсь, это не всё. У постов номер три и восемь обнаружено ещё четыре гильзы. Разумеется, на бой не тянет, но с учётом входящих обстоятельств… уже что-то, – ответил лейтенант.

– Каких обстоятельств? Я чего-то не знаю? Помимо того дурного факта, что весь народ отсюда – как корова языком!

Подошёл напарник Белых лейтенант Голованов, нервически теребя в руках фотоаппарат.

– В ряде осмотренных помещений имеются признаки… эм-м-м… неких насильственных действий.

– Например?

– Например, обивка дивана в автоприцепе, служившем для отдыха караульной смены, рассечена на длину до тридцати сантиметров. Стул в оружейной пробит насквозь, будто консервным ножом, а они железные, вы знаете. Также на стенах ангаров имеется ряд вмятин диаметром около десяти-двенадцати сантиметров, а борт грузовика с номером ПО456 проломлен. Впрочем, пролом может быть и давний, так сказать, эксплуатационный.

– Вот именно, эксплуатационный, – проворчал Карибский. – Послушайте, Константин Павлович, оставьте фотоаппарат в покое! Вы ж так его истеребите! Совсем! Пройдём в штаб. Там же есть дежурный журнал? Ну конечно. Вы его уже изучали? Нет? Так давайте вместе.

Подозрения Карибского о «мирном», то есть не имеющем отношения к пропаже персонала, происхождении гильз оправдались в полной мере. Раздел дежурной книги «Происшествия» был коротеньким, будто сочинение третьеклассника на тему «Как я провёл лето».

Вторую страницу пятнала запись, повествующая об открытии огня рядовым Федченко на посту номер восемь по предполагаемому противнику. Дело было в «собачью вахту», между четырьмя и пятью утра. Почин Федченко поддержал младший сержант Девион на посту номер три. Совокупно предполагаемому противнику досталось девять выстрелов. Пять гильз нашли, четыре – нет. Как и следов противника.

Запись от 21 мая сообщала о случайном срабатывании автомата ТКБ-22(2) часового, охранявшего оперативный центр. Видимо, автомат выстрелил от нечаянного нажатия на спуск, причём «пуля пробила доску пожарного щита в правом верхнем углу, не причинив более никакого ущерба». Сержант Говорухин получил выговор за нахождение личного оружия, не поставленного на предохранитель, с заряженным патронником.

А более ранняя запись от 18 мая содержала и вовсе вопиющие сведения о стрельбе из пистолетов ТТ, которую открыли ефрейтор Лось и рядовой Кислицкий по некоему древесному пню внутри периметра «на спор, соревнуясь в меткости». Оба героя были справедливо помещены в карцер с выговором за внесением в личное дело. Причём «все шестнадцать стрелянных гильз собраны и приложены к отчёту».

– Ну вот. А вы мне о следах боя, – майор прихлопнул разворот журнала ладонью. – Парни на посту, пять утра, в глазах жуки ползают, вот и открыли пальбу. И по гильзам всё сходится. С пожарным щитом вообще дело ясное.

Карибский поднялся из-за стола и оправил портупею.

– А как же следы? Порезы, вмятины? – протянул Белых.

– Поймите, я бы хотел найти следы боя! Очень! Это понятно, это не стыдно вставить в отчёт! Но не это же, господи! Диван порезан! Да у них тут два охреневших от скуки дятла учинили стрельбище на объекте! И умудрились выпустить по полной обойме, пока их не отловили! Это же спецназ, поймите. Крутые парни. Патрон в стволе, палец на предохранитель и всё такое. Ангарную жесть, кстати, они вполне могли и кулаками помять так же, на спор. Эх, мне бы следы боя, товарищи офицеры! Расцеловал бы, будь повпечатлительнее! А пока у нас получается совершенная мистика. «Мария Целестия» какая-то. И как такое докладывать?

– Какая Мария? – переспросил Голованов и вновь принялся за многострадальный фотоаппарат.

– Мария? Ах, это… «Мария Целестия» – это парусная шхуна с пропавшим экипажем. Году, что ли, в 1870-м, или 1872-м её встретили в море, идущую под парусами, без единого человека на палубе. Поднялись на борт – никого. Койки смяты, суп у капитана на столе, дрова сложены у печки – кажется, люди просто вышли на минутку. И не вернулись. Всё, как у нас, не находите?

– Нахожу. То есть похоже. Но я думал, это про «Летучий голландец» легенда! – Голованов был любознателен.

– Как я понимаю – собирательный образ, потому что подобные случаи в морской практике не единичны. Истории же очень соблазнительны для всяких мракобесных слухов. Вот и насочиняли, – пояснил майор. – Костя! Ну сломаете же аппарат! Сломаете!

И Карибский прогнал всех работать, так как солнце ещё высоко, а работе той не было видно ни конца ни края. Как справедливо заметил гений сыска Крапивин, майор был хорошим аналитиком, но для анализа требовалась прорва информации. Протоколы досмотра, отпечатки пальцев, записи камер слежения, отчёты в журналах – от расхода боеприпаса до расхода пайков. И её надо было добыть, времени же не было вовсе. Объект огромен, а специалистов мало.

К 18:00 Карибский и Крапивин перешерстили весь жилой комплекс. Въедливый консультант не поленился даже вооружиться драгой и пошуровать в выгребных ямах. И теперь рылся в баке пищевых отходов, который не успели опустошить и закопать исчезнувшие повара.