Когда нельзя умирать - Максим Пачесюк Страница 18

Третий привал не понадобился. Вернее, я уже хотел его объявить, но Эйли почуяла воду, закусила удила и потащила меня к пруду. По моим расчетам мы должны были выйти у основания пруда, где в него впадала река, но промахнулись и оказались аккурат у центра. Да и черт с ним!

Эйли, не сдержав эмоций, бросила вещи и, не раздеваясь, влетела в воду: подняла кучу брызг и взбаламутила. Я же сунул пистолет в карман, отошел немного в сторону, где не так много ила поднялось от волн, упал на колени, сложил ладони лодочкой, зачерпнул, напился… Вода смочила мою глотку как дождь песок пустыни. Кажется, все рассосалось, так и не добежав до желудка, но ощущение было столь приятным, что я тоже поддался инстинктам, как дикий зверь упал на четвереньки, сунул лицо в воду и стал хлебать прямо оттуда. Только после четвертого или пятого большого глотка я опомнился и оторвался от воды: вспомнил, что было прошлый раз, когда я к газировке приложился.

Эйли выскочила из воды и стала сбрасывать с себя одежду, что мешала ей насладиться водой в полной мере. Уже лишившись рубашки, и расстегнув брюки-юбку, она внезапно обернулась и заявила:

— Не подглядывать!

— Я уже видел тебя голой, — напомнил я.

— Тоже верно, — согласилась девушка и начала медленно спускать штаны, оголяя зад, но снова замерла, не дойдя и до половины. — Нет! Не подглядывать! Посмотришь, когда отмоюсь!

— Но я видел тебя…

— Дункан! Отвернись, я сказала, пока шею в нужную сторону не свернула!

— Ты слишком много с Финеллой общаешься! — возмутился я. — И привычки ее дурацкие перенимаешь.

Потому что именно такую фразу запросто можно было услышать в разговоре парочки двинутых элементалистов. Грубость ведь совсем не в стиле Эйли. А рыжая зараза вроде бы и далеко, но по-прежнему лезет в наши отношения.

— Дункан, милый, отвернись пожалуйста, — попросила Эйли. Без ехидства, нормально попросила, лишив меня любых аргументов, позволивших ее игнорировать.

— Вот сразу бы так, — буркнул я и пошел собирать валежник для костра. После купания надо будет просушиться.

За спиной послышался плеск воды, но я решил не дразнить воображение и отошел подальше от воды, чтобы и девушку не видеть, и дерево подальше от воды собрать. Минут за десять я насобирал целую гору. Места вокруг пруда были дикие и валежника здесь было более чем достаточно, но главное, я нашел огромную ветвь ясеня, сломанную буреломом. Она была заметно тверже и свежее того хлама, что валялся под ногами, а значит могла дать больше жара. Тут бы мне пригодился топорик, чтобы срубить пару веток потолще для углей, но чего не было, того не было. Пришлось довольствоваться хрупкими тонкими ветвями. Они, кстати, давали хорошее пламя. Я наломал целую охапку и тащил к привалу, когда увидел на берегу большого жирного бобра. Друг друга мы заметили одновременно и замерли в нерешительности. Мой рот мгновенно наполнился слюной, я выхватил пистолет и выстрелил.

Выстрел всколыхнул лес, наполнив его хлопаньем крыльев. Птицы спешно покидали ближайшие деревья. Надеюсь, только они его слышали. Надо было использовать амулет, но голод затуманил мне разум. Я снова сглотнул слюну, думая об ароматном бобровом супе. Жаль, казанка нет и приправ… Придется довольствоваться прожаркой. Та еще возня, учитывая, что самая аппетитная часть животного, хвост, состоит из жира примерно наполовину.

Я подошел к воде, поднял тушку и оглянулся на шум. Эйли неслась ко мне по берегу на всех парах. Увидев, что все нормально, она остановилась, скользнула взглядом по тушке в моих руках и перевела дух.

— Фух, напугал! — сказала она.

А я оценил прелестную, хотя и слегка похудевшую фигурку в костюме Евы: с мокрых волос стекала вода, нежная бледная кожа блестела от капель, упругая грудь вздымалась от быстрого дыхания, заставляя капли двигаться, собираться ручейками, стекать на живот и ниже, пробуждая во мне вполне понятный интерес.

— Эй! — смутилась Эйли. — Ты куда уставился? — и даже решила прикрыться руками.

— Ну, ты же отмылась? — только и нашелся я.

— Что? А?.. — за короткое мгновение на ее лице сменилось несколько сильных эмоций: гнев, стыд, раздражение, смирение и, неожиданно, веселье. — Эйли вдруг перестала скрываться, уперла руки в боки и нагло заявила: — Наслаждайся, пока имеешь возможность!

Если бы не пылающие щеки, я, быть может, и поверил бы, что она не смущается. Эйли резко повернулась и, виляя задом, направилась обратно. Ирония ситуации заключалась в том, что от бега по берегу, ее упругая попа была сильно заляпана илом.

Но это не мешало ее булочкам выглядеть чертовски аппетитно. Куда там очарованию, которое на мне Кейт использовала, я даже не понял, как мы вернулись к месту привала. Проклятье, я даже о голоде забыл! Забыл о том, что у меня на одной руке куча хвороста, а во второй зажат хвост бобра. В реальность меня вернул недовольный голос девушки, которая, наконец, ощутила что-то постороннее на теле и мазнула рукой по заднице, размазав ил.

— Ты почему не сказал, что я вся в грязи?!

— А?

— И не говори, что не заметил!

— А?

— С тобой все хорошо? — забеспокоилась она.

— А? Нет… Да! Все отлично.

— Я вижу… — сказала девушка, обратив, наконец, внимание на то, как топорщится мой комбинезон ниже пояса. — Давай ты положишь это все и немного охладишься. Водичка просто прелесть.

Охлаждаться я не хотел. Я горел желанием, так что от кожи прикуривать можно было, и я готов был поджечь весь чертов лес! Мне хотелось сладкого! Надоело, что девушка постоянно дразнит и уходит.

— Так, — сказала Эйли. — Дай это сюда, — и отобрала у меня бобра.

Я бросил хворост на землю и полез целоваться, но девушка ловко извернулась и прыгнула в пруд, ехидно комментировав:

— В воду, Дункан, в воду. От тебя воняет, как от свиньи.

Я выскочил из комбинезона и прыгнул к девушке. Вода мгновенно остудила мой жар. Прелесть, как же! У меня даже лодыжку свело, хорошо еще на глубину заплыть не успел. Кровь отлила от органа, который я временно использовал вместо мозгов, и позволила соображать. Впрочем, сначала из меня вырвались эмоции, и я от души обложил девушку матом.

— Полегче, горячий парень, я и обидеться могу, — захохотала она.

— Да это я обижаться должен! — заявил я. Прозвучало по-детски, и девушка снова залилась смехом.

— Извини.

Я фыркнул что-то неприятное в ответ.

— Хватит! — сказала она. — Мойся и я за все извинюсь.

Я чуть не сказал, куда ей сунуть свои извинения, но увидел, как лукаво она улыбнулась, убедилась, что я наблюдаю, и вышла из воды, зазывно покачивая бедрами.

Да неужели? Это же не мое воображение? Она точно собралась это сделать? Или все опять закончится как тогда, у меня в комнате, когда она разрыдалась, и ничего не получилось?